Сейчас отмечается 50 и 40 лет двум экспериментам, ставшим классикой психологии – подчинения авторитету Стэнли Милграма и «Тюремного эксперимента» Филиппа Зимбардо. Оба сильно продвинули нас в плане самопознания и своим результатом шокировали общество; в случае Милграма – слишком большой пропорцией лиц, готовых по команде экспериментатора бить током «жертву», несмотря на то, что она всячески корчится и просит опыты прекратить (см. видео).
[Опыт ставился в двух вариантах – в первом «учителя», бившего током «ученика», понуждали продолжать опыты команды экспериментатора. Во втором – понуждало групповое давление 3-х других испытуемых (бывших подставными, но настоящий испытуемый этого не знал; или же, наоборот, группа провоцировала неподчинение экспериментатору. См. Милграм С. Эксперимент в социальной психологии. 14. Давление группы и действия против личности. СПб.: Питер, 2001. С.216-225 и 226-235. В.К.]. Процент тех, кто не отказался от продолжения опытов и довёл напряжение разрядов, которыми наказывали «ученика», до летального максимума, был существенно больше того, что предсказывалось перед опытами.
А вот дальше эксперимент Милграма стал знаменит: он описывался в разных учебных и популярных изданиях, его результаты преподавались тысячам студентов, и «эхо от эха» последнего вошло в поп-психологию. И это принесло скорей вред, чем пользу: им стали объяснять все жестокости, которые на слуху – от уничтожения евреев нацистами до пыток иракцев в тюрьме Абу Грейб, хотя то и другое вполне объясняется идеологией, которую привили исполнителям. В обоих случаях им было незачем подчиняться, в то время как опыты Милграма ставились именно для того, чтобы посмотреть, как далеко в подчинении авторитету люди зайдут против своих убеждений, отношения к людям и пр.
Вместе с тем конкретный психологический механизм, обеспечивающий подчинение в опытах Милграма, до сих пор остаётся невыясненным. То есть мнений, конечно, много (Dominic J. Paсker, чьё исследование я перескажу дальше, приводит 6 авторов), но они противоречат друг другу, подвержены постоянному переосмыслению, и исходят из предположения, что все результаты, полученные в опытах Милграма, уже все были выявлены и поняты.
Если последнее верно для подчинения (переменные, влияющие на него, достаточно хорошо известны), то никаких зависимостей, определяющих неподчинение испытуемых, до сих пор установить не удалось. Этот проблем ликвидировал D.J.Paсker: проведя мета-анализ поведения неподчинявшихся испытуемых, он выявил определяющее значение рубежа в 150 вольт (когда «ученик» впервые словесно просил прекратить опыт), чтобы «учитель»-испытуемый принял решение – будет ли он подчиняться дальше, или самолично прервёт опыты. См. его статью в Perspectives of Psychological Science (2008).
Для своего исследования Доминик Пэкер отобрал выборку милграмовских опытов, в каждом из которых испытуемый оказывался в роли «учителя» (якобы в опытах, связанных с обучением), и должен были наказывать «ученика» за ошибки ударами тока. Экспериментатор инструктировал «учителя» повышать напряжение ударов каждый раз на 15 вольт (начиная с 15 вольт и до максимума в 450) всякий раз, когда «ученик» выдаст неверный ответ. Хотя на самом деле «ученик» не подвергался ударам тока, «учитель» слышал крики боли и видел корчи.
Важно подчеркнуть, что сигналы, поступавшие от «жертвы»= «ученика» к испытуемому-«учителю» состояли из двух частей – невербальное выражение боли мимикой и вокализацией (начиная с напряжения в 75 вольт), и словесные просьбы остановить опыт, начиная со 150 вольт. Интенсивность первых нарастала непрерывно пропорционально напряжению, использованному «учителем», а вторые были дискретными.
Самые первые попытки объяснить закономерности неповиновения предполагали связь с реакцией сострадания и эмпатии, возникающей в ответ на крики боли и прочую невербальщину. Тем более что человек действительно приспособлен природой к «автоматическим» реакциям такого рода (о чём я рассказывал в связи с книгой Иоахима Бауэра «Почему я чувствую то, что чувствуешь ты?»). В таком случае вероятность неподчинения во всей выборке опытов должна была бы плавно возрастать пропорционально интенсивности невербального выражения боли и страдания «учеников». Однако, нет, это не наблюдается.
В концептуальном анализе явления подчинения, Gilbert (1981) предположил, что столь высокий %% подчинявшихся в опытах Милграма связан с тем, что каждый следующий шок лишь на чуть-чуть отличался от предыдущего. Отсюда он вывел, что неподчинение наиболее вероятно в тех случаях, когда испытуемый сможет как-то осознать, что увеличение разрядов привело к качественному изменению ситуации. Однако, анализ одной постановки опыта Милграмом (с 40 испытуемыми, в варианте, когда «учителю» продолжать опыты велит экспериментатор, а не группа), не позволил обнаружить какие-либо закономерности неподчинения. Их удалось показать самому Пакеру на более крупной выборке из восьми таких постановок, проведённых Милграмом в разное время, каждый раз с 40 испытуемыми (всего 320).
Качественным порогом, переход которого побуждает потенциально неподчиняющегося испытуемого отказаться от продолжения эксперимента, оказывается напряжение в 150 В, когда «ученик» первый раз просит прекратить опыт. Что именно это «Рубикон неповиновения», ясно видно из рисунка 1.
Рис.1А показывает сильно бимодальное распределение частоты случаев неподчинения (отказов от продолжения эксперимента) в зависимости от напряжения, на котором произошёл отказ. Ясно видно значение порога в 150 В, из 50% испытуемых, отказавшихся продолжать опыты прежде, чем «добрались» до максимума в 450 В, 36, 88% сделали это именно на 150 В (50% испытуемых полностью подчинились экспериментатору и довели напряжение ударов, предназначавшихся «ученику» до 450 В). Следующий наиболее частый случай отказа приходится на напряжение 315 В, и это лишь 10,63% (χ2 (1) = 23,21; Р<0.01; Prep=0.99).
Важно верно представлять себе размер этого эффекта: хотя только треть неподчинившихся участников сделали это на рубеже в 150 вольт, соответствующее напряжение даёт нам лишь один из 29 «поворотных пунктов», на которых неподчинение потенциально возможно. Если бы последнее распределялось случайно, на точку «150 В» пришлось бы лишь 3,5% случаев; если бы вероятность неподчинения была пропорциональна невербальному выражению страданий «ученика», она бы росла пропорционально использованному напряжению. Здесь же явно видны два порога, из которых первый в 150 В более значим. Следовательно, вербальный сигнал от ученика эффективнее приводит к неподчинению, чем невербальный.
Действительно, из рис.1В видно, что лишь для значения 150 В видна строгая отрицательная корреляция между числом подчинившихся и неподчинившихся испытуемых (абсолютное число тех и других случаев за все 8 исследований отложено по осям Х и У соответственно, линии – данные по разным значениям напряжения, при которых происходил отказ. Только для отказов при 150 В число отказавшихся убывает пропорционально числу подчинявшихся до конца, для всех остальных напряжений (180, 300 и 315 В) частота отказа никак не зависит от частоты подчинения. Наконец, две возможные точки отказа из 29 – 150 В и 450 В, то есть отказ по первой просьбе «ученика» и полное подчинение, объясняют 68,44% общей дисперсии результатов опытов.
Анализ данных раздельно по каждому из 8 опытов подтвердил значимость рубежа в 150 вольт. В каждом отдельно взятом исследовании максимум неподчинения достигался именно при 150 В (пределы - 20-80% случаев). Факт максимума неподчинения при 150 В наиболее важен потому, что невербальное выражение боли «учеником» начинается раньше, но не оказывает того эффекта сострадания и сочувствия, который часто от него ожидается. Действительно, хотя невербальное выражение боли растёт пропорционально уровню электрошока, нет никакой линейной зависимости между этим последним и неподчинением (r = - 0.04; P>0.5; Prep=0.65).
Помимо того, что все 8 опытов были сходны в том, что описано выше, между ними были важные методологические различия. Милграм менял несколько переменных (место проведения эксперимента, близость “ученика” к испытуемому и пол испытуемого), чтобы отследить их влияние на частоту подчинения. Именно по этим данным построен рисунок 1В, из которого видно, что все изменения, влияющие на частоту подчинения, оказывают максимальный эффект на вероятность неподчинения именно при 150 В, но не при других напряжениях (r=0.8; P<0.05; Prep = 0.95).
Лишь одна из исследованных Милграмом переменных статистически значимо влияла на общую частоту подчинения. Участники, которые непосредственно видели реакцию «ученика»» на электрошок, были значимо менее покладисты, чем участники, которые при назначении шока только слышали, но видели «ученика» (30 vs 62,5%). В точном соответствии с данными, приведёнными выше, это уменьшение подчинения привело к значимому возрастанию неподчинения именно при 150 В (40% vs 12%), тогда как частота неподчинения при других уровнях электрошока опять же не изменилась (χ2 (1) = 4.57; P<0.05; Prep = 0.93).
Иными словами, Д.Пэкеру удалось отыскать критическую точку принятия решения в парадигме «подчинения – неподчинения», это 150 В и первая словесная просьба «ученика» остановить опыты (это специально не исследовалось, но я думаю, что на следующем рубеже в 315 вольт прерывают опыт тугодумы и флегматики, а решение они всё равно принимают на 150-ти).
Далее в заключении автор предполагает, что неподчинение происходит у тех, в чьём сознании право «ученика» прервать мучительный опыт выше исходной договорённости с экспериментатором и принятого порядка эксперимента. Мне же интересней другое – летом lenka_iz_hij давала ссылку на статью Antony R. Crashmore в PNAS. Там доказывается, что свободы воли у нас, грешных, нет и быть не может – в основном за счёт существования разных мозговых автоматизмов, результаты которого можно наблюдать на мгновение раньше, чем сознание их артикулирует, и прочих биологических детерминант поведения человека.
Работа Пакера даёт веский контраргумент – свобода воли есть, но не там, где её ищет Крэшмор: не в «биологическом», будь то автоматизмы работы индивидуального мозга (или автоматизм реализации видового инстинкта во взаимодействии особей для животных). Она, натурально, в «социальном», в том числе в управлении словом, эффекты которого превозмогают непосредственную стимуляцию – а понимание слова и реакция на него обусловлено воспитанием, так или иначе носящим общественный характер. Поэтому даже те испытуемые, которые готовы (или способны) не подчиняться, достаточно долго не прерывают опыт при невербальном выражении боли, но останавливаются при словесной формулировке.
У животных же «социальное» связано с инстинктивной реакцией на сигналы-символы, поэтому предполагает свободу не воли, но выбора одного из N допустимых ответов на сигнал - и, значит, и «неконвенциональное» использование последних (1-2-3). таким проявлением, когда попросят словами. Иными словами, в «биологическом» могут быть (и должны быть) любые автоматизмы, над которыми наше «я» не властно (хотя ему очень полезно их наличие осознавать – чтобы уметь и мочь преодолеть). Это, как говорится, «злое начало» (йецер hа-ра, в еврейской традиции), которое наше «я» должно уметь держать под контролем, взнузданным и осёдланным, как мула - тогда будут и свобода воли, и независимость личности, и иные хорошие вещи. И подмогой тут будут социальные механизмы развития и реализации этого самого «я», включая механизмы социального влияния нашего «я» на другие и наоборот. Помимо плохих последствий, нивелирующих индивида под «общее мнение» (конформизм и самореализующийся прогноз), они имеют и хорошие последствия, позволяющие влиянием меньшинства переубеждать большинство или преодолеть подчинение авторитету, ибо всякий механизм работает «в обе стороны».
И действительно, во втором варианте опытов Милграма, когда «наказывала» ученика группа из 3-х испытуемых, из которых 3 были подставными и все вместе словесно выражали неподчинение экспериментатору, подчинившихся было существенно меньше. «Подставные испытуемые, играющие роль Учителя 1 и Учителя 2, слушаются экспериментатора до применения удара в 150 В. После применения этого удара Учитель 1 заявляет, что больше не желает участвовать в эксперименте, так как не может спокойно слушать жалобы ученика (именно тогда он впервые заявляет решительный протест). Экспериментатор настаивает, чтобы испытуемый продолжал выполнять его распоряжения. Однако Учитель 1 не поддаётся на уговоры и требования: он покидает своё место за генератором тока и уходит в другую часть комнаты.
Экспериментатор уговаривает его вернуться, но все уговоры оказываются тщетными, и тогда он говорит оставшимся испытуемым, что они будут продолжать эксперимент вдвоём. Функции выбывшего участника он передаёт Учителю 3 (настоящему испытуемому), теперь он будет не только наказывать «ученика», но и зачитывать ему слова по тесту. После применения 14-го уровня тока (210 В) от участия в эксперименте отказывается Учитель 2. Он мотивирует свой отказ беспокойством за ученика. Экспериментатор прилагает все усилия к тому, чтобы заставить взбунтовавшегося испытуемого продолжить эксперимент, но он непоколебим. Он также покидает своё место за генератором и усаживается на стул в углу комнаты со словами: «Я готов ответить на любые ваши вопросы, но я не буду бить человека током. Я больше не участвую в этом».
Теперь наивный испытуемый только что стал свидетелем бунта своих товарищей и остаётся один за пультом генератора. Экспериментатор приказывает ему продолжать процедуру, мотивируя свой приказ необходимостью довести опыты до конца» (Милграм, 2001: 232-233).
Если в базовой ситуации 26 испытуемых из 40 дошли до максимального напряжения, то в этом случае их было лишь четверо. Среднее значение максимального уровня напряжения в случае «бунта» части группы (16,45 пунктов) также значительно ниже аналогичного показателя для базовой ситуации (24,55; Р<0.001).
Комментарии (0)