Простое присутствие вещей, ассоциирующихся с насилием, побуждает наблюдающих их людей к агрессии и увеличивает вероятность насильственных проявлений, особенно если они облегчаются развитием ситуации.
В классическом эксперименте на эту тему Леонарда Берковица и Энтони Лепажа опыты в одном случае проводили в комнате, где было оставлено оружие (якобы от предыдущего эксперимента), в другой ситуации пистолет заменялся нейтральным объектом (бадминтонной ракеткой). Студентов колледжа старались разозлить, затем испытуемым дали возможность нанести несколько ударов электрошока своим однокурсникам.
Те люди, которых старались разозлить в комнате с оружием, наносили более интенсивные удары электрошока, чем участники, находившиеся в помещении, где лежала бадминтонная ракетка. Средняя продолжительность шока, который наносили в помещении с пистолетом, составляла 0,048 мин против 0,035 мин в помещении с ракеткой.
Эти результаты устойчиво подтверждались дальнейшими исследованиями (здесь, п.3.2), вопреки всем попыткам оружейного лобби их опровергнуть. См. также аналогичный эффект демонстрации оружия в связи с исследованием агрессии автомобилистов.
И даже слова, ассоциированные с оружием, повышают вероятность агрессии при выполнении экспериментальных задач. Чёткий эффект показан именно для огнестрельного оружия; для холодного результаты существенно менее определённы (по крайней мере, в развитых странах Запада, интересно было бы исследовать это в Японии).
Ещё важно подчеркнуть, что образы оружия толкают к агрессивным действиям и запускают реализацию агрессии (в том числе с использованием этого оружия) в режиме "автоматического прайминга" (лучший русский вариант термина – преднадстройка). Он идёт через механизмы "социального бессознательного", по точности и неподконтрольности персональному "я" приближающимся к классическим инстинктам - с той только разницей, что вырабатываются соответствующей культурой.
Оно и понятно: человек - "символическое животное", и символизация внешнего мира свойственна всем позвоночным, даже трёхиглым колюшкам, а не только что нам грешным.
Отсюда нет ничего удивительного в том, что некоторая часть вещей мира - это не только полезные вещи или элементы опыта, но и символы, передающие некий смысл, стоящий за вещами. Так телесная нечистота в сознании людей ассоциирована с греховностью, то есть душевной склонностью к злым поступкам и их совершением, женская сексапильность в специфической социальной ситуации подавляет природные стремления к справедливости и т.п.
В этом нет ничего сверхъестественного: какие именно вещи помимо общеизвестной полезной функции будут "помечены" дополнительным символическим смыслом, определяется а) спецификой данной культуры и б) спецификой трудовой деятельности реагирующего индивида - предполагает она профессиональный контакт с соответствующими вещами (в данном случае оружием) или нет.
Относительно а) характерный пример нам даёт Швейцария или Израиль, где в силу народного характера армии практически всё взрослое население тесно контактирует с боевым оружием, его хранят дома, с ним отпускают в увольнение и т.п. Но поскольку это оружие связывается с защитой родины, а не с межличностным насилием, его роль в провоцировании грабежей и убийств по сравнению с США ничтожна, и частота соответствующих преступлений много ниже.
Относительно б) интересны различия в агрессивных реакциях, вызываемых демонстрацией охотничьего или боевого оружия у охотников и неохотников соответственно. Они были исследованы Bartholow B.D. et al. (2005).
Понятно, второе сознанием связывается с насилием, пусть даже в контексте необходимой обороны, тогда как связь первого с насилием отнюдь не очевидна, для тех же охотников это может быть просто "рабочий инструмент", как ракетка для бадминтониста.
И действительно, реакция обоих групп испытуемых оказывается прямо противоположной. Прежде всего, охотники имеют гораздо более детализованное знание об оружии, чем неохотники. Вообще, "обыденное знание" очень часто представляет собой не знание, а грубое объяснение сложной реальности: так у охотников оно значимо менее «грубое». Интересно, что показано позитивное отношение охотников к охотничьему оружию, и негативное - к боевому. С насилием и убийством здесь связывается только второе. Неохотники же к охотничьему оружию относятся более негативно, чем к боевому, с насилием и убийством связывают оба его вида, хотя боевое - несколько больше.
Во-вторых, изображения охотничьего оружия увеличивают лёгкость реализации агрессии у неохотников, тогда как охотники остаются устойчивы, тогда как изображения боевого оружия - наоборот. См. рисунок 1 – разная лёгкость реализации агрессии у охотников и неохотников в зависимости от предъявления изображений охотничьего или боевого оружия (контролем были картинки природы).
В заключительном (третьем) эксперименте работы испытуемые могли проявлять агрессию в условиях конкуренции, "наказывая" конкурентов шумом, мешающим выполнению задачи. Суммарная интенсивность шума, «выплеснутого» на оппонента одновременно с предъявлением изображений охотничьего оружия, боевого оружия или контроля, была мерой реализованной агрессии индивида. [См. методы исследования агрессии, вербальной и невербальной, verbal reaktion time task & competitive reaction time task, см. стр. 55-56. При этом участникам сообщается, что изучают просто скорость реакции и распознавание образов. Хотя многие испытуемые были достаточно подозрительны, никто не догадался, что исследуется агрессия. В.К.]
И оказалось, что таки да - те различия в чувствительности к агрессивной стимуляции, которые обнаруживались у охотников и неохотников в предыдущем опыте, сохранялись и проявлялись в агрессивных действиях в третьем опыте. См. рисунок 2 – реализованная агрессия, количество шумовых «ударов» в адрес оппонента как функция демонстрации изображений охотничьего/боевого оружия у охотников и неохотников.
Такие эксперименты провокационны и приводят нас к выводу, противоположному известному девизу, отстаиваемому противниками контроля за продажей оружия: «Пистолеты не убивают, убивают люди». В действительности убивают как раз пистолеты. Как считал Леонард Берковиц, «злой человек может нажать на курок пистолета, если хочет совершить насилие; однако курок может потянуть палец или вызвать агрессивную реакцию у человека, если он готов к нападению, и его поведение не сдерживается сильными запретами.
Скажем, сравним американский город Сиэтл, штат Вашингтон, и Ванкувер в Британской Колумбии (Канада). Во многом это города-близнецы; у них похожий климат, население, экономика, общий уровень преступности и уровень нападений на людей. Есть только два отличия между этими городами: а) в Ванкувере строго запрещено владение оружием, в то время как в Сиэтле не запрещено и б) уровень убийств в Сиэтле в два раза выше, чем в Ванкувере. Является ли одно причиной другого? Полностью нельзя быть в этом уверенным; однако эксперименты, подобные обсуждавшимся выше, заставляют считать, что повсеместное присутствие агрессивного стимула в США провоцирует насилие (Элиот Аронсон. Общественное животное).
Такой вывод нашёл подтверждение в кросс-национальном изучении насилия Дэном Арчером и Розмари Гартнер. Ими показано, что во всех странах мира уровень убийств коррелирует с доступностью оружия. В Великобритании, например, где оружие запрещено, население в четыре раза меньше, чем в США, а уровень убийств, соответственно, составляет всего одну шестнадцатую по сравнению с Соединёнными Штатами. См. Archer D., Gartner R. Violence and Crime in Cross-National Perspective. New Haven: Conn.: Yale. University Press, 1984. 342 p.
Далее Арчер с коллегами попросили тинэйджеров из США и десяти других стран прочесть истории, включающие конфликты среди людей, их попросили также высказать собственное предположение, чем может закончиться конфликт. Данные показывают, что американские тинэйджеры чаще всего предвкушали насилие, в отличие от тинэйджеров других стран. Более того, окончания историй, придуманные американскими тинэйджерами, чаще включали «смерть, применение оружия и жестокость», в отличие от историй, придуманных тинэйджерами из других стран.
Эти выводы нельзя отрицать: смертельное насилие, в особенности связанное с применением оружия – основная составляющая американской культуры – и поэтому играет большую роль в ожиданиях и фантазиях молодых американцев. См. Archer, D., & McDaniel, P., 1995. Violence and gender: Differences and similarities across societies // Interpersonal violent behaviors: Social and cultural aspects. New York, NY, US: Springer Publishing Co.Р. 63-87. Как говорится, «дети не всегда очень внимательно слушают старших, однако они всегда удачно подражают им» (Джеймс Болдуин).
Комментарии (0)