...

Пустота. Ты просыпаешься и смотришь в потолок. Еще темно. Включаешь свет и ядовито-желтая пелена выскакивает с потолка. Надо держаться для мамы. Она уже встала и сидит тихонько на диване в большой комнате. Как-то нервно перебирает документы, которые ей выдал агент несколько дней назад. Чеки за морг, гроб, какие-то еще бумажки. Все это в беспорядке перед ней на маленьком столе. Она не плачет совсем. Просто сидит и перебирает все. Странное чувство пустоты внутри. Вот тут папа сидел в последний раз, когда ты его видел живым. Там он суетился, собирал стол к твоему приезду два года назад. А сейчас разобранный стол стоит в углу. Он как-то неуютно на тебя смотрит, даже с укоризной. Заметный слой пыли покрыл все его стороны. Приходит агент. Он по деловому серьезен и начинает говорить непонятные слова, мама отдает ему деньги. Приходит брат с дочкой. Она стоит в коридоре и кажется, что она одна до конца понимает что тут происходит. Для нее это не в первый раз – хоронить. Она единственный человек здесь, кто будто бы знает как себя вести и что делать. Приезжает тесть. И мы выходим.

Темное низкое небо и легкий снег. Все как ты представлял. Холодно и сколькозко идти. Ноги увязают в снегу. Мы садимся в машину агента и едем в морг. При въезде на территорию больницы охранник подходит к окошку и агент сует ему деньги. Нас пропускают внутрь. Почему вы заплатили ему? Он бы иначе не пустил нас на машине и пришлось бы идти пешком по сугробам. Мама бы не дошла. Мы стоим все рядом с моргом и чего-то ждем. Подходит мрачный мужчина в белых матерчатых лакейских перчатках и черном пальто. Он начинает говорить что-то маме, как ему жаль и что какое это горе. Он постоянно кашляет, пытаясь скрыть свой очевидно очень плотный завтрак. Потом он смотрит на нас с братом и просит зайти внутрь. Опознать. Ты идешь туда до конца не понимая, что все это значит. И тут ты видешь отца. Он лежит в гробу, наполовину прикрытый белой материей. Его лицо сильно осунулось. Глаза впали. Трудно узнать, но это он. Седые волосы неловко зачесаны в неправильную сторону. Ближе к затылку всклокочены. Его неправильно положили вначале и сдвинули после. Ты не можешь оторвать взгляда от того, что раньше было полным жизни. Пустота. Его лицо как-будто втягивает в себя окружающий мир. И даже временами кажется, что он дышит. Ложное чувство движения – такое же, когда ты неловко встаешь на остановившийся эскалатор в метро. Кажется, что он вот сейчас начнет движение.

Зовут всех остальных. И мама начинает горько рыдать. Ты никогда не слышал такого надрывного плача даже в те переходные времена, когда расстраивал ее своими глупостями. Она тогда тоже плакала, но как-то устало. А сегодня плач выплеснулся как из нарыва. Он говорит всем вокруг как много лет они были вместе и как вдруг в этот момент она поняла, что этого никогда больше не будет. Ты ее крепко держишь за плечи и обнимаешь, повторя шепотом «шшшшшшш». Она успокаивается и затихает. Гроб выносят и кладут в машину. Едем. Заснеженная Москва, пробки, но мы говорим внутри, что-то обсуждаем. Даже несколько раз улыбнулись. Это не кажется кощунством. Наоборот будто бы так и надо. А он лежит там внутри. Его не видно, но ты чувствуешь присутствие. Точнее пустоту, которая когда-то было заполнена человеком. И везешь эту пустоту на кладбище.

Отпевание непонятно-неуютное. Ни поп, ни женщина постоянно откашливающася не хотят тут быть. Они устали. Они так поют и машут кадилом часами каждый день. Странные слова попа после пения о том, что жизнь не заканчивается. Он не может найти правильные слова, говорит тихо. Он подходит к открытому гробу и накрывает папино лицо белой простыней. Тот мужчина в лакейских перчатках подходит к гробу, с какой-то неподельной нежностью поправляет простыню. Левая отцовская нога в ботинке неестественно выглядывает сбоку. Мужчина аккуратно сдвигает ногу и накрывает ее простыней. Все.

Машина подвозит нас к свежевырытой могиле. Рядом с ней стоит могильщик. Его лицо черное-серое. Такое же как падающий снег и низкое небо. Глубоко впалые глаза. Полудраная телогрейка коричневого цвета. Он на своем месте, как-будто родился вот таким неопределенного возраста несколько тысяч лет назад. Перед закрытым гробом мы что-то говорим. Мама постоянно срывается и плачет. Ты сказал первым, потому что все остальные молчали. Я ехал к тебе, папа, 30 часов. Чуть не разбился на машине, попав в гололед где-то между Детройтом и Чикаго. Чтобы успеть на самолет. Чтобы попрощаться. Я всегда буду помнить тебя.

Гробовщик вбивает гвозди в крышку гроба со стороны ног и головы. Гвозди с трудом пробивают дерево, и будто прорывают плоть, показывая свои жала с обратной стороны тонких деревянных стенок. А снег все падает и падает, накрывая холодное полупустое поле. Ветер. Перед нами уже кого-то закопали рядом. А теперь наша очередь. Каждый кидает землю. Закапывают. Все. От него остается только временная табличка с именем и датой рождения и смерти. 20-го января.

Все. Его больше нет.