Бес надежды про искусство как бы чего изобразить

Прежде всего надо напомнить, обязательно не забыть, потому что порвут. Так вот: я совершенно точно о себе знаю, что не просто не киноман, а скорее рыбу заворачивали и теперь порвано в том месте, где у других соответствующие способности. То же относится и к прочим областям мира искусств - скажем, с в живописи я тоже практически ничего не понимаю. Так что - ни в коей мере не суждения знатока.

К сожалению, это не избавляет меня от вопросов. Я бы хотел знать ответы, или хотя бы получить по морде, что ответов нету, потому что вопросы дурацкие, нет подходящих под них реалий и прочие дела.

Из великого множества вопросов я задам всего несколько - они тут у меня поверху плавают кверху брюхом и явно готовы к тому, чтобы быть заданными.

Вот, скажем, мне кажется, что кинематограф очень изменился - начиная примерно с первых Звездных фойн или около того. Упрощенно говоря, до того в кино показывали игру актеров; кажется, жанры назывались различно, но с современной точки зрения все это был психологизм, потому что центральным кадром была эмоция на лице героя, на экране показывали какие-то переживания. А потом ситуация сильно изменилась и актеры стали какие-то вызывающе никакие. У них иногда внешние данные, если их одеть или раздеть, можно получить интересные визуальные эффекты, но главным стало что-то другое - и не сюжет, сюжет ушел туда же, за психологией, кажется, то, что вместо него - это что-то вроде самостоятельных отрывков дизайна. Коечно, есть актеры очень колоритные, не таланту в мире убыло, а кино изменилось - даже психологически яркие актеры занимают в кинораскладе совершенно иное место, их дар ушел в мизансцену, они иногда могут проявиться в каких-то вторичных деталях, но то, как в целом строится замысел ленты - это такие манекены, не в них дело. Вопрос мой в том, верно ли это ощущение смены всего характера кинемаографа, изменения его как вида искусства - примерно в обозначенные сроки? Или дефект моего восприятия.
Напоминаю, я не пытаюсь изображать знатока, не исключено, что я использую слова, смысл которых до конца не понимаю. У меня есть впечатление - и мне интересно, оно чему-то соответствует или понять меня невозможно.

Теперь, например, другой вопрос. Когда я смотрю акварели Воцмуша, мне становится очевидным, что там нет... как бы это сказать... там нет оценочного отношения, они бесстрастные. Мне это чрезвычайно нравится, это - для меня - очень характерная черта его акварелей. Если бы я у другого художника, который пишет "как другие", увидел такие цвета и формы, я бы сказал: посмотрите, там же все мёртвое, это рисунки мёртвых людей, зданий, мёртвых морей и мёртвых кораблей, мёртвых городов и мёртвых облаков. Но я не буду этого говорить, потому что там нет оценивающего взгляда, который бы пытался сказать: это ужасно, смотрите, оно мёртвое, или - нет-нет, смотрите, оно всё же живое. Это просто картины, причем прекрасные. Там есть ровный интерес познания, познающий взгляд: вот сейчас я сотворю нечто, интересно, каким оно будет.

И вот на фоне акварелей Воцмуша мне удобнее показать дальше - что очень многое, что я вижу в современной живописи, обязательно с оценкой, там нет этого беспристрастного взгляда, там иногда красиво, а иногда не умеют рисовать, но там обязательно художник договаривает - мол, я восхищаюсь этим трамваем, этим пейзажем. Или отвращаюсь, бывают художники, пишущие с отвращением. Многие сейчас старательно рисуют нечто очень грубое, это, кстати, совершенно не делает их картины мужественными - просто женская истерика, выглядит безобразно, но мужественности не добавляет. Да, и обязательно взгляд переполнен оценивающей эмоцией. Художник все время приговаривает: это омерзительно, это ужасно, это прекрасно, как это мило, как душевно, это добро, а это зло. Ну и кокетства, конечно, очень много, даже иногда несколько неудобно - картина же приоткрывает душевные движения, и вдруг там автор этак кокетничает - да лучше бы пьян был в сосиску, чем эдак изображать из себя.

В скобках, заранее готовый к тому, что будет уж совсем непонятно, но не готовый объяснять - у Воцмуша редкий случай мужской живописи. Мужской прозы довольно много, хотя многие мужчины пишут по-женски, а вот художники просто почти поголовно пишут по-женски, я уж не знаю, как это обозначить. От пола, секса и гендера это не зависит, это просто характеристика картины. Так что среди женской живописи отыскать что-то, сделанное в рамках мужской культуры, очень интересно. Мужская манера связана с непосредственным указанием на объект: хочу это, уйду от этого, возму то. Только характеристика эмоции и сам объект желания, и всё. Рефлексии по поводу желания лежат не в эмоциональной сфере, а в интеллектуальной. Женские формы искусства отличаются именно эмоциональной рефлективностью, которой у мужских форм нет - там есть желание, направленное на объект, сам объект желания, и еще несколько слоев-оберток отношения к самому желанию. Не просто "я хочу пить этот душистый чай", а "как я хороша, когда я хочу пить этот чай", "как мне нравится быть такой, когда я пью этот душистый чай", "как жаль, что не удалось сделать то-то, а тем бы я была лучше, если б пила этот чай", "я нравлюсь себе, когда мне нравится пить этот чай" и т.п. Многоэтажная эмоциональная рефлексия и ассоциированность эмоций. Отсюда детальные, навязчиво-подробные описания отношений и диалогов и прочие особенности женского текста, избыточного, громоздкого, не экономящего слова и переполненного опианиями отношения автора ко всему - и особенно к себе и своим эмоциям. Мужские формы кульутры появились не так давно, и много сделано в женской традиции выражения, которая еще недавно была и называлась "классикой" и создавалась авторами-мужчинами.

Так вот, опять, если меня вообще можно понять (что не обязательно) эта "женская" манера письма, это почти повсеместная сейчас манеры рисовать с эмоцией - она когда началась? Я не умею в точности понять и различить.

И тут довольно занятное переплетение. Идут вместе несколько процессов. Теряется психологичность, вместо нее - технологичный дизайн, техника визуализации. И вот на этом фоне, казалось бы - прямо так и говори: всякие эмоции уходят, вместо них радости для глаз, хоть ты их вынь - ан нет, иная ситуация. Уходят эмоции изображаемые, уходит психология, которая была у персонажа - а вместо этого в очень явном, оскорбительно-насильственном виде - оценки автора, взгляд того, кто это делает, возмущенная страстность автора. И потому на этом странном фоне линяющей человечности так выделяются отдельные мастера, у которых взгляд ясен.

Если угодно, можно сказать так: искусство стало намного более идеологическим, идеология стала индивидуальной. Дело не в том, что каждая картина теперь склоняет к "идеям" - идей, напротив, практически нет, это сейчас товар небывалый, речь о том, что автор навязывает зрителю свое отношение к изображаемому, причем это эмоционально-страстное, потому мутное, непрозрачное отношение автора к изображаемому создается за счет того, что изображаемое становится менее эмоционально-насыщенным, менее психологичным, упрощенным. Чобы нарисовать эмоциональными красками свое отношение к картине, автор отбирает краски у предметов, они стали глуше, мутнее - и и на их фоне развернулись заинтересованно-личные эмоции автора, которые внушаются зрителю. Опять меняя ракурс разговора: сделано всё, чтобы зритель легко и страстно мог иметь мнение, чтобы создание мнения было легким - картины делаются так, что они заранее ложатся под мнение - а собственного содержания у них было поменьше. Зритель и автор отобрали психоэмоциональную краску у актера и предмета.