«Истинная правда». Языки средневекового правосудия. 2006 Наука
http://www.e-reading.by/bookreader.php/1025858/Togoeva_-_Istinnaya_pravda._Yazyki_srednevekovogo_pravosudiya.html
Книга о средневековоом правосудии. Дело, в общем, вполне ожидаемое, хотя надо отчетливо представить, что многие странности и наивности того суда определялись вовсе не тем, что судьи были непременно глупы и чего-то совсем не представляли. Скорее, люди, которые судили и которых судили, были несколько иные, чем сейчас, и потому легко приходящие нам на ум слова у них просто не рождались.
Многие вещи тут сказаны как само собой разумеющиеся, они такие и есть - не вчера открыты, но стороннему читателю не вседа легко представить, скажем, прогрессивность инквизиции. Важно уловить точку отсчета - до того был Божий суд, это была вповсеместно применяемая практика, и вот ей на смену как особенно передовая приходит практика инквизиции. А старые добрые традиционалисты еще веками пытаются сдвинуть дело опять к Божьему суду.
И те странности... Скажем, что боль от пытки была не самым страшным для зключенного. Во многих случаях лишение одежды и привилегий било больнее, доводило почти до сумасшествия. То есть снять с человека штаны - это было страшнее, чем пытать. Вообще про одежду... Показывает степень бедности общества. Одежду тогда называли в числе особых примет - человека могли год и два искать, согласно указанию, какой у него плдащ или штаны - то есть всем было ясно, что сменить одежду - это дело редкое в жизни, человек своими одеждами выделялся и запоминался, это почти часть тела. И лишение тела одежды, оружия, привилегий - было самым ужасным опытом, человек вне этих вещей себя не мыслил, он становился другим. И он не представлял себя в одиночестве - вырванный из привычного окружения, он и в самом деле становился другим, непривычное условие - насильственное одиночество. Люди были там, где они себя чувствовали - в тюрьме, и то, что мы теперь называем воспоминаниями, было для них исчезнувшим миром, они больше не были теми, которыми были до тюрьмы.
Эта длинная история европейского суда имеет определенное отношение к развитию науки. Вся судебная процедура шла к тому, чтобы сделать из человека объект права. И разные странные процедуры и требования судей были проявлениями этого длинного процесса - когда человека начинали последовательно мыслить в качестве объекта права. Да, а когда это стало общим местом и в голове цивилизованного человека вполне улеглось - вот тогда и возникла фигура незаинтересованного свидетеля, нейтрального наблюдателя, непрофессионального, но точно фиксирующего, что на самом деле произошло. Тогда возникла эта удивительная фигура, которая может проделывать самые странные вещи - скажем, поставить стул в окрестностях черной дыры и сообщать читателю, что именно она бы наблюдала, сидя на этом стуле, если бы этот мысленный эксперимент происходил. Или совершенно обычная штука - что бы наблюдал современный человек, если б он оказался в мезозое, которого уже нет - но если б в это "нет", в несуществование попал бы родившийся 24 года назад человек, он бы, конечно, увидел... Родом наблюдатель из судебного процесса, он мыслился как помощник судей, с помощью незамутненного его взгляда потом утверждалось понятие факта.
И к этому тоже имеет отношение суд и пытка. Факт - это правда, а правда мыслилась очень разным образом. Как раз в Средние века шла некоторая эволюция, которая привела к постулату: то, что обвиняемый говорит под пыткой, и есть правда. Даже когда человек, боясь пытки, давал чистосердечное, его все равно посылали под пытку - для проформы, потому что только тогда его слова можно было записать как правдивое признание. То есть не только под пыткой говорят чистую правду, но даже и наоборот - без пытки сказанное не является чистой правдой.
И тут еще параллели. Признание становится подобным исповеди, правовая процедура сближается с религиозной. А исповедь была одной из практик становления Я, для исповеди человек должен был запоминать и осознавать себя, чего он обыкновенно не делал. И отсюда пытка связывалась с этим становящимся чувством Я - с вопросом, кто же это говорит и правду ли он говорит и что такое правда. Кающийся наг и не прикрывает чистой правды вымыслом, пытаемый по определению правдив - как кочерыжка мыслится Я, до которого следует ободрать человека. Извергнув с рвотой свои грехи, пытаемый облегчал душу чистосердечным, предъявляя свое настоящее Я.
Однако современной богатой практики говорения о себе еще не было, слов таких не знали, и даже объяснить, что значит - чувствовать и мыслить, люди тогда могли с трудом или вовсе не могли. Желания и опасения, расчеты и страхи - как это выговорить-то? На дыбе слог иной. И вот концепция дьявола: замечательно красивая инквизиционная мысль: Я заменяется на Он, судьи навязывают допрашиваемому концепт двойника (дьявола), который его соблазнил и смутил его изначально чистую безгрешную душу, внушив и нашептав ей желания, и оттого на пытке говорят двое - двойник-дьявол лжет и отказывается от сказанного, а честное Я прорывается в крике и признается.
Комментарии (0)