Буколическое

В чистом поле за окраиной уездного города N** стояла одинокая кухня. Не припоминаю, чтоб кто-нибудь готовил там обеды, однако N**цы каждый божий день собрались на этой кухне потрепаться за жизнь. Ничего более примечательного в размеренной жизни горожан, насколько мне помнится, не происходило.

Но однажды на кухне крепко протекло. На крики горожан прибежал слесарь Петрович, уверенным голосом объявил, что так, мол, и так (тут я опускаю излишние подробности его монолога) и кран сорвало, и храбро нырнул в бушующий поток с большим газовым ключом наперевес. Потоп на кухне тем временем сделался в N** главной городской новостью.

Слесарь Петрович растерянно вынырнул и объяснил, что так, мол, и так, кран на месте, но, ежели присмотреться, то льет на самом деле с потолка, за что был горожанами побит, а затем отпущен восвояси. После этого приходили какие-то угрюмые люди и три дня, не проронив ни слова, заделывали крышу, пока неутомимые N**цы прицельно обкидывали их тухлыми яйцами и гнилыми помидорами.

Приходила матрона из ЖЭКа, и, оглядев картину яично-овощного боя, сказала что-то вроде «у, бабуины!» (за точность не ручаюсь, так уж я расслышал), — и тут, хоть обзываться и нехорошо, я, пожалуй, могу ее понять.

Затем была уборщица Клавка, вычерпывала воду из кухни мелким ковшом, за что была бита мокрыми тряпками.

С потолка все еще подтекало, когда N**цы вновь расположились на кухне и, прикрываясь от падающих капель кто картузом, а кто вчерашней газетой, принялись привычно обсуждать, что пора валить, — только валить на этот раз предполагалось уже с кухни.

А в поле за окном свистел ветер, да одинокая бабка в потрепанном ватнике уныло вела на веревке тощего козла.