Три ключа от русской культуры

Конечно, пока это нарисовано на куске старого холста, но все же.

Чтение книг по народной картине мира оставляет массу поводов для раздумий. Примерно с 90-х годов это уже не любительские вылазки философов, а нормальная работа профессионалов, обычно - лингвистов. Там сначала Апресян, сбоку на манер Поповича и Никитича - Иванов и Топоров, но, конечно, основательницей - Вежбицкая. Русский национальный концепт - слова "душа", "тоска", а третье я забыл. Непереводимые и ключевые. А, да. Третье на "с", и я думал - скука, а на самом деле - "судьба". Душа, тоска и судьба - три непереводимых ключа к русской культуре.
Там Пеньковский с очерками по русской семантике, Лотман, Козеллек...

И вот я прочел исследование М. К. Голованивской. МЕНТАЛЬНОСТЬ В ЗЕРКАЛЕ ЯЗЫКА. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских. 2009

Тут главное, конечно, последовательность. Вместо отдельных выхваченных примеров - сопоставление словарей, работа с оттенками значений. Многое мне кажется еще недостаточно обоснованным, попросту придуманным за неимением лучшего, но какие-то участки уже выглядят прочно.
Сопоставление ментальности разных культур.
Замечательно, как во французской культуре совесть - слабый противник, то, с чем легко справиться, совесть и душа являются антагонистами разума, царит в человеке, конечно, разум, который понимается вполне прагматично, вплоть до подсчета наличности. Ну а в русской - совесть служит верховным словом, против нее явным образом действовать нехорошо.

Или душа. Автор убежден, что главный образ для русского слова "душа" - женский половой орган. И никак иначе. В книге у автора обоснования, примеры, словоупотребления, соответствующая семантика. Так что у русских - так. А вот у французов душа - это ткань, обертка.

Разве тут можно договориться?
Или базовые чувства. У русских они мужские. То есть чувства же - это то, что приходит в душу, что овладевает человеком. И вот у русских чувства - мужского рода, все эти гневы и страхи. Конечно, есть слова женского рода, но я же не обоснования повторяю, а выводы, за обоснованиями надо к автору. А во французском базовые эмоции в основном женские.

С добром очень странно. Для русских добро - моральная категория, добро - это то, что отдано без раздумий, не приносит прибыли, бескорыстно и часто вопреки общему благу. А для французов добро - это материальный достаток, хорошо продуманный и разумно обустроенный, распределенный частично себе, а частично на общее благо.

И шаг за шагом выясняется, что то место, которое в объяснении мира, ситуации, своего поведения в русском языке играет слово душа, во французском занимает esprit, а англоязычный человек будет говорить о mind. Это не синонимы, разумеется, это разные слова - но они в некотором отношении важные, ключевые, ими говорится о строении мира и себя, о смысле и правильных действиях.

Вообще масса интересных сюжетов. Прослеживае6тся моральность русской картины мира - многие категории, которые во французском имеют оттенок, скажем, интеллектуальны, познавательный и рациональный, в русском имеют оттенок моральный. Ну, к примеру - на русском языке очевидно, что общаться (разговаривать низачем, просто так) - хорошо и правильно, это такое добродетельное времяпровождение, а всякий small talk имеет совсем другие функции в картине мира западных людей.

Я привел самые занятные разыскания автора, а не те, что кажутся самыми бесспорными. Но все равно, когда слова появляются перед тобой- с указаниями, из какого века, они все не раньше XII, а то и позже - вот какого возраста эти слова и во французском, и в русском, когда они постепенно в истории добавляют и теряют значения, передают их друг другу... Тут же рассказы об этимологии, кто взял у латыни, кто уже у взявших передрал. Кстати, занятно и то, что французский, по мнению автора, получается вполне нехристианским - то есть основные значения там берутся из античности, из Римской культуры, у греко-римского мира, а эти значения в истории французского скорее "переваривают" приходящие христианские значения, справляются с ними, оттесняют в словах от основных образов и пр. А в русском основными источниками значений становятся именно источники христианские - через Византию, в основном, но и с Запада, но - именно основными, они, напротив, оттесняют языческие оттенки, если таковые встречаются в слове.

В каждом столкновении проявляется инвариант, в самых разных словах. В русском идет "глупая" победа, напролом, без рассуждений, иррационально, интуитивно, по велению совести и внутреннего чувства. Во французском - строгое, соразмерное взаимодействие разных значений, взвешивание возможностей, учет разных исходов жребия, дифференцированность понятий и в результате вывод, просчитанный на разных жизненных ситуациях. Короче, ценится иррационализм в одном случае и рационализм в другом, в одном случае понятия непроработанные, с неразличенными смыслами, в другом - дифференцированные.

Не всегда так, конечно. Автора особенно привлекает понятие истины. У французов истина одна, и там говорится, какие ему соответствия, этому понятиюб, с чем оно связано и пр. а у русских - два, истина и правда, причем они чуть не противоположны. Истина одна, правд много, у каждого своя, стоять надо за правду, истина неизвестна и недоступна. Для французов это совсем непонятные рассуждения - на языковом уровне. Истина, конечно, одна, и и надо ее искать, и ее можно выяснить и ей следовать, а как же иначе? Рассудить всё здраво и понять, в чем же истина.

В общем, очень способствующая всякому внутреннему рассуждению книга. В отличие от книг философского направления, здесь не просто хочется не соглашаться, но дается путь, каким образом это дело можно проверять. Скажем, автор берет французские словари и с двенадцатого века смотрит на то, как там понимается судьба - аллегории, объяснения, стандартные выражения, грамматические связи. И из всего этого делает вывод - вот какие там значения, образы, связи. Потом она это дело выражает, конечно, на русском языке и говорит - у русских судьба такая-то, у французов - совсем другое дело. Можно брать те словари, рисовать сопоставительные таблицы, проверять утверждения автора. У меня такое чувство, что там будут в основном уточнения, как бы сказать, личного характера.
То есть надо понимать, что является в самом деле результатом профессиональной работы, а что - всего лишь личным мнением. Когда есть кучка из пяти, семи, двенадцати значений для слова, можно сказать: вот характерные смыслы, которые язык и культура влагают вот в это вот слово, смотрите - очень характерные смыслы. А вот когда эти смыслы по отдельности, а тем более все вместе приходится соединять в одно слово - вот тут сказываются интуиции автора. Еще иначе говоря. Результаты классификационной работы, распределения употреблений слова по группам значений - вполне объективируемы. Но это очень громоздкий и трудно передаваемый непрофессионалу результат. И потому для изложения эти группы значений сводят к одному слову, термину, этикетке, обозначающей всего лишь ту совокупность реальных значений, которые нашел исследователь. Но читатель воспринимает этот термин как значимое слово, а иногда и сам исследователь соблазняется считать придуманный им термин - значащим.

Скажем, от того, что в русском душа стыдлива, непорочна, может быть осквернена и прочие такие вещи, автор делает вывод - очень уверенно - что душа для русского человека - он самый женский половой орган и есть. А что еще? Ну, тут уж насколько хватает фантазии. Исходно - набор слов, сочетаемых со словом душа, примерная семантика понятна, а уж приписывать ли там в конце телесную анатомию - это зависит. В другом месте автор для другого слова говорит - в его семантику входит "бомба". Внезапный взрыв. Так ведь бомбу придумали не так уж давно, и были времена, когда слово было, а вот сказать, что в его семантику входит бомба - нельзя было. Дело тонкое, и вот эту вот тонкость выражения понятного и осмысленного материала автор соблюдает не всегда. Ей ясно, что вот тут бомба, а тут половой орган, но у меня подозрение, что это - свойство личного языкового чутья автора.

(В скобках и просто себе под нос - о языковом чутье автора я составил представление, когда наткнулся на рассуждение, что русский мат "как известно" беден, всего 11 корней - разве это сравнить с огромным богатством французского арго! Тут я все понял, успокоился и перестал обращать внимание).

С другой стороны, все основания приведены, все слова и обороты, в которых употребляются пятьдесят русских и французских слов очень общего значения - все в книге есть, так что каждый может сам поиграть в аналитику русской культуры и убедиться, что именно тот самый орган или наоборот, никакого вовсе даже сравнения, совершенно не он.

Вообще же такого рода исследований все больше, широкий фронт наук, от социологии до лингвистики, от культурологии до истории, работает с "народной картиной мира", отображенной в языке, получает интересные результаты - но это все более непонятно широким массам образованных читателей. Читатели понимают только результирующую метафору.

Как это было в биологии (или физике) - не понимают, что же именно доказано, вцепляются в образ, которым открытие сопровождается. Классика - дарвинова борьба за существование. Бесчисленное множество людей искренне полагало, что ежели они ярко представят себе, что такое "борьба", то проникнут в суть учения Дарвина. Метафора становится самостоятельной, и именно через нее понимается научный концепт. Или "эгоистический ген" - отношение к нему определяется отношением к слову "эгоизм". Так и с этими лингвистическими обобщениями - получаются крайне интересные результаты, в самом деле можно подцепить за край и откинуть в сторону ткань, скрывающую таинственный "народный характер" - но как выразить результаты? Они - настоящие, обоснованные - громоздки, это длинные таблицы, а к таблицам пояснения, а к пояснениям - правила, как их читать, как понимать и на каких основаниях. Все это удержать в голове может профессионал, а читатель - он вцепляется в одно, единственное, последнее слово, которым автор, как этикеткой, обозначил длинный ряд таблиц. И даже смысла нет спорить о деталях. Кому-то кажется очень даже точным, что русскому человеку душа представляется в виде женского полового органа. Другой призадумается и - ах, открытие! - догадается, что нечто женственное имеется виду, но для анатомии прямых оснований нет, это может быть образ некой молодой девушки. Третий, учтя ...., придумает еще какой-то образ. Но ведь любой образ будет достоянием личной культуры придумавшего - а общезначимым знанием будут как раз те громоздкие таблицы значений и сочетаний слов.

И вот что делать-то. Физики, насколько я понимаю, ломали зубы об это место уже очень давно, они из области интуитивно ясных представлений ушли уж несколько сотен лет как, и теперь они рассказывают сказки - строят ряды метафор, которые, как кажется автору, могут помочь понять стороннему читателю, о чем речь, и автор, как честный человек, дает слово дворянина, что еще вчера ему казалось, что истина именно где-то там. Биологи стремительно движутся в ту же степь - начинают ценить метафоры, потому что рассказать, так что же на самом деле сделано и доказано, уже нет никакой возможности - конечно, рассказать непрофессиональному читателю, а не профессионалу, там другие игры.

Кстати, по ходу рассказа о русской и французской культуре автор имеет дело с такими концептами, как разум, закон, следствие, причина и проч. И автор уверенно говорит, что, конечно, концепция причинности - это важная часть современной мифологии. Какой мифологии? Мифологии естественно-научного мировоззрения, которая главенствует в наши дни. У нас есть картина мира, базовые мифы, эти мифы и сказки пересказывают в массе источников, и вот понятие причины, следствия, закона и прочие такие штуки - входят в нашу мифологию, причем - это не гомеровские сказки, в это верят, то есть мы не доросли до уровня греков, которым гомеровы песни были эстетическим феноменом, мы пока на более архаичной стадии искренней веры, что причина - именно миф, миф - это когда верят искренне и истово. Мы верим в причинность и научный подход, наша мифология пока на наивной, архаической стадии.

Это такая обратная сторона. С одной стороны - изложить собственный материал, не прибегая к не очень обоснованным метафорам, невозможно. А с другой стороны - чужой материал представлен только как миф.

Глядя на эти две стороны одновременно и попеременно, следует найти какой-то выход. Дырки в них,что ли, проковырять... Говорят, если в такой картинке проковырять дырку, там с другой стороны будет что-то интересное.