Оригинал взят у
prahvessor в текст выступления на конференции РАНВывешиваю тут, потому что поздно прислал и на сайте не вывешено. Не совсем то, что было сказано, но содержательно - то же.
Непопулярные тезисы
Михаил Гельфанд
Нижеизложенные пункты не претендуют на полноту и связность; их целью является не повторить правильные, но уже неоднократно произнесенные мысли, но (а) высказать ряд дополнительных соображений, которые обсуждались в научном сообществе, но пока, видимо, не были зафиксированы, и (б) сформулировать, возможно, непопулярные, но, мне кажется, достойные обсуждения тезисы. Они исходят из «ученоцентричной» точки зрения, которая предполагает, что основным деятелем и двигателем науки является конкретный ученый и его группа, а роль любых других общественных институций (институт РАН, университет, научный центр, РАН как целое, МОН) должна состоять в обеспечении научной группе наиболее благоприятных условий для работы и развития. Существуют и другие точки зрения («РАН – это единый сложный механизм, который должен функционировать по своим отдельным законам», «наука должна строиться по принципу больших проектов, важных для Страны – например, таких, как Космос и Ядерное оружие», «НБИК и megascience»); полемика с ними выходит за рамки этого текста.
(1) При любых обсуждениях следует аккуратно разграничивать проблемы (фундаментальной) науки и проблемы развития технологий (грубо говоря, прикладной науки). Ясно, что наука и технологические разработки существуют в тесной связи; тем не менее, механизмы деятельности, способы отбора лучших проектов, способы оформления или реализации результатов, критерии успешности в этих сферах различны. Оценочные параметры, которые адекватны для технологических разработок (по большому счету, они сводятся к коммерческой либо военной значимости), неприменимы к научным проектам. Не следует играть в чужие игры и пыжиться, обещая немедленный практический результат от каждого научного исследования, – это приводит к инфляции обещаний, при которой выигрывают отнюдь не сильнейшие научные группы. В то же время, надо прилагать усилия для разъяснения руководству страны и обществу необходимости существования в России именно фундаментальной науки.
(2) Не следует играть на чужом поле – навязанные разговоры о «реформе РАН» являются таким чужим полем. Следует настаивать на обсуждении в терминах реформы всей системы функционирования науки. В частности, любые меры, применяемые к институтам и лабораториям РАН (внешняя экспертиза и аудит, формальная библиометрическая оценка, расчеты cost effectivity), должны автоматически, одновременно и по тем же общим правилам распространяться и на другие учреждения научной сферы (МГУ, СПбГУ, федеральные и национальные исследовательские университеты, государственные научные центры, Курчатовский институт и т.п.).
(3) При обсуждении «проблем РАН» и «реформы РАН» следует различать как минимум три (частично пересекающиеся) сущности: (а) собственно академики и члены-корреспонденты РАН, (б) действующие ученые – сотрудники академических институтов, (в) руководители РАН и чиновники аппарата президиума. Неочевидно, что содержательные интересы этих трех групп людей совпадают.
(4) В систему РАН встроено противоречие – фактически, РАН является «министерством фундаментальной науки», распределяющим бюджетные средства между подведомственными организациями. Парадокс состоит в том, что распределители (грубо говоря, руководство РАН, включая отделения) являются в то же время и получателями (в ипостаси действующих ученых, а также директоров институтов, руководителей крупных подразделений и т.п.) и контролерами (опять как руководство). Такой глубоко встроенный конфликт интересов не может не влиять на эффективность всей системы: глубоко неочевидно, что средства на исследования получают наиболее сильные группы. В долгосрочной перспективе курс на трансформацию РАН в «клуб выдающихся ученых», видимо, является правильным. В частности, он повысит престиж самой РАН, снизит административное давление на выборы членов РАН, снимет феномен «директорских выборов» (преемник академика-директора института РАН должен быть по меньшей мере членом-корреспондентом, иначе плохо будет институту), повысит доверие к РАН как к научному эксперту высшего уровня. Разумеется, насильственные попытки уничтожения РАН – как прообраза такого клуба – (в частности, путем слияния ее с находящимися на куда более низком научном уровне сельскохозяйственной и медицинской академиями) являются абсолютно неприемлемыми.
Другим стратегически правильным направлением является интеграция науки и высшего образования, которая может и должна принимать разные формы – от развития науки в существующих университетах до создания университетов на базе академических институтов. Однако бессмысленны попытки механического переноса науки в университеты за счет, в частности, радикального увеличения финансирования последних без улучшения системы администрирования (бюрократическая нагрузка на исследователя в университетах существенно выше, чем в академических институтах), уменьшения аудиторной нагрузки профессоров и т.д. Об этом свидетельствует, в частности, отсутствие заметных успехов программы создания федеральных университетов.
В то же время, указанный конфликт интересов должен приниматься во внимание, и для его преодоления необходимо принимать специальные меры. В частности, должны быть сделаны полностью прозрачными и публичными процедуры: (а) создания новых и прекращения старых научных программ РАН, определения уровня финансирования текущих программ; (б) проведения конкурсов проектов по программам; (в) распределения средств на закупку оборудования и проведения самой закупки; (г) оценки результативности институтов и определения уровня их финансирования, задания порогов численности сотрудников и деталей штатного расписания; (д) выделения вакансий отделениям на прием новых членов; (е) определения специальностей по этим вакансиям (видимо, правильнее всего было бы вообще отказаться от узкотематического ограничения вакансий); и т.п.
(5) Странное впечатление производят попытки некоторых представителей нового – свежеизбранного на реформаторской волне – руководства РАН сделать вид, что все хорошо и система не нуждается ни в каких переменах, разве что в увеличении финансирования. Во-первых, это неправда. Во-вторых, это заведомо проигрышная стратегия с точки зрения общественного мнения. Это тем более опасно в связи с ведущейся в СМИ антиакадемической пропагандой. Так, по некоторым признакам (например, таким, как тщательное исследование архивного раздела сайта газеты «Троицкий вариант – Наука») известной телекомпанией РЕН-ТВ готовится фильм резко критического по отношению к РАН содержания. Новому руководству РАН стоило бы сыграть на опережение, признать существование проблем (например, с закупками оборудования через компанию «Академинторг» и ее аналоги в региональных отделениях) и предложить и по возможности немедленно начать внедрять меры по решению последних.
(6) Наконец, следует иметь в виду, что помимо «реформы РАН» летом этого года произошли и другие существенные события, которые могут существенно повлиять на систему функционирования науки и научное сообщество. (I) Проект МОН «1000 лабораторий», который в первоначальной версии был довольно разумен и мог оказать существенную поддержку лабораториям, работающим на мировом уровне, превратился в программу поддержки чисто прикладных исследований, причем уже имеющих коммерческое софинансирование. (II) Появился проект «Российского научного фонда» с неясными полномочиями, от которого не требуется ни прозрачности механизма выбора проектов, ни публикации списка победителей и отчетов по результатам их работы. В то же время, видимо, этот фонд оттянет на себя обещанное в указе президента РФ от 7 мая 2012 г. радикальное повышение финансирования научных фондов, оставив РФФИ и РГНФ в существующем состоянии, недостаточном для осуществления полноценной грантовой поддержки научных групп. Тем самым, теряются шансы на создание адекватной системы финансирования научных групп и конкретных научных проектов.
Объявленная квази-реформа способствовала консолидации научного сообщества и высвобождению его социальной энергии. Было бы крайне важно сохранить этот заряд, направив его на реальную, необходимую реформу системы науки в России – как академической, так и университетской. Вопрос о том, возможна ли разумная реформа в одной сфере без учета происходящего в остальных областях общественной и политической жизни остается открытым.
Непопулярные тезисы
Михаил Гельфанд
Нижеизложенные пункты не претендуют на полноту и связность; их целью является не повторить правильные, но уже неоднократно произнесенные мысли, но (а) высказать ряд дополнительных соображений, которые обсуждались в научном сообществе, но пока, видимо, не были зафиксированы, и (б) сформулировать, возможно, непопулярные, но, мне кажется, достойные обсуждения тезисы. Они исходят из «ученоцентричной» точки зрения, которая предполагает, что основным деятелем и двигателем науки является конкретный ученый и его группа, а роль любых других общественных институций (институт РАН, университет, научный центр, РАН как целое, МОН) должна состоять в обеспечении научной группе наиболее благоприятных условий для работы и развития. Существуют и другие точки зрения («РАН – это единый сложный механизм, который должен функционировать по своим отдельным законам», «наука должна строиться по принципу больших проектов, важных для Страны – например, таких, как Космос и Ядерное оружие», «НБИК и megascience»); полемика с ними выходит за рамки этого текста.
(1) При любых обсуждениях следует аккуратно разграничивать проблемы (фундаментальной) науки и проблемы развития технологий (грубо говоря, прикладной науки). Ясно, что наука и технологические разработки существуют в тесной связи; тем не менее, механизмы деятельности, способы отбора лучших проектов, способы оформления или реализации результатов, критерии успешности в этих сферах различны. Оценочные параметры, которые адекватны для технологических разработок (по большому счету, они сводятся к коммерческой либо военной значимости), неприменимы к научным проектам. Не следует играть в чужие игры и пыжиться, обещая немедленный практический результат от каждого научного исследования, – это приводит к инфляции обещаний, при которой выигрывают отнюдь не сильнейшие научные группы. В то же время, надо прилагать усилия для разъяснения руководству страны и обществу необходимости существования в России именно фундаментальной науки.
(2) Не следует играть на чужом поле – навязанные разговоры о «реформе РАН» являются таким чужим полем. Следует настаивать на обсуждении в терминах реформы всей системы функционирования науки. В частности, любые меры, применяемые к институтам и лабораториям РАН (внешняя экспертиза и аудит, формальная библиометрическая оценка, расчеты cost effectivity), должны автоматически, одновременно и по тем же общим правилам распространяться и на другие учреждения научной сферы (МГУ, СПбГУ, федеральные и национальные исследовательские университеты, государственные научные центры, Курчатовский институт и т.п.).
(3) При обсуждении «проблем РАН» и «реформы РАН» следует различать как минимум три (частично пересекающиеся) сущности: (а) собственно академики и члены-корреспонденты РАН, (б) действующие ученые – сотрудники академических институтов, (в) руководители РАН и чиновники аппарата президиума. Неочевидно, что содержательные интересы этих трех групп людей совпадают.
(4) В систему РАН встроено противоречие – фактически, РАН является «министерством фундаментальной науки», распределяющим бюджетные средства между подведомственными организациями. Парадокс состоит в том, что распределители (грубо говоря, руководство РАН, включая отделения) являются в то же время и получателями (в ипостаси действующих ученых, а также директоров институтов, руководителей крупных подразделений и т.п.) и контролерами (опять как руководство). Такой глубоко встроенный конфликт интересов не может не влиять на эффективность всей системы: глубоко неочевидно, что средства на исследования получают наиболее сильные группы. В долгосрочной перспективе курс на трансформацию РАН в «клуб выдающихся ученых», видимо, является правильным. В частности, он повысит престиж самой РАН, снизит административное давление на выборы членов РАН, снимет феномен «директорских выборов» (преемник академика-директора института РАН должен быть по меньшей мере членом-корреспондентом, иначе плохо будет институту), повысит доверие к РАН как к научному эксперту высшего уровня. Разумеется, насильственные попытки уничтожения РАН – как прообраза такого клуба – (в частности, путем слияния ее с находящимися на куда более низком научном уровне сельскохозяйственной и медицинской академиями) являются абсолютно неприемлемыми.
Другим стратегически правильным направлением является интеграция науки и высшего образования, которая может и должна принимать разные формы – от развития науки в существующих университетах до создания университетов на базе академических институтов. Однако бессмысленны попытки механического переноса науки в университеты за счет, в частности, радикального увеличения финансирования последних без улучшения системы администрирования (бюрократическая нагрузка на исследователя в университетах существенно выше, чем в академических институтах), уменьшения аудиторной нагрузки профессоров и т.д. Об этом свидетельствует, в частности, отсутствие заметных успехов программы создания федеральных университетов.
В то же время, указанный конфликт интересов должен приниматься во внимание, и для его преодоления необходимо принимать специальные меры. В частности, должны быть сделаны полностью прозрачными и публичными процедуры: (а) создания новых и прекращения старых научных программ РАН, определения уровня финансирования текущих программ; (б) проведения конкурсов проектов по программам; (в) распределения средств на закупку оборудования и проведения самой закупки; (г) оценки результативности институтов и определения уровня их финансирования, задания порогов численности сотрудников и деталей штатного расписания; (д) выделения вакансий отделениям на прием новых членов; (е) определения специальностей по этим вакансиям (видимо, правильнее всего было бы вообще отказаться от узкотематического ограничения вакансий); и т.п.
(5) Странное впечатление производят попытки некоторых представителей нового – свежеизбранного на реформаторской волне – руководства РАН сделать вид, что все хорошо и система не нуждается ни в каких переменах, разве что в увеличении финансирования. Во-первых, это неправда. Во-вторых, это заведомо проигрышная стратегия с точки зрения общественного мнения. Это тем более опасно в связи с ведущейся в СМИ антиакадемической пропагандой. Так, по некоторым признакам (например, таким, как тщательное исследование архивного раздела сайта газеты «Троицкий вариант – Наука») известной телекомпанией РЕН-ТВ готовится фильм резко критического по отношению к РАН содержания. Новому руководству РАН стоило бы сыграть на опережение, признать существование проблем (например, с закупками оборудования через компанию «Академинторг» и ее аналоги в региональных отделениях) и предложить и по возможности немедленно начать внедрять меры по решению последних.
(6) Наконец, следует иметь в виду, что помимо «реформы РАН» летом этого года произошли и другие существенные события, которые могут существенно повлиять на систему функционирования науки и научное сообщество. (I) Проект МОН «1000 лабораторий», который в первоначальной версии был довольно разумен и мог оказать существенную поддержку лабораториям, работающим на мировом уровне, превратился в программу поддержки чисто прикладных исследований, причем уже имеющих коммерческое софинансирование. (II) Появился проект «Российского научного фонда» с неясными полномочиями, от которого не требуется ни прозрачности механизма выбора проектов, ни публикации списка победителей и отчетов по результатам их работы. В то же время, видимо, этот фонд оттянет на себя обещанное в указе президента РФ от 7 мая 2012 г. радикальное повышение финансирования научных фондов, оставив РФФИ и РГНФ в существующем состоянии, недостаточном для осуществления полноценной грантовой поддержки научных групп. Тем самым, теряются шансы на создание адекватной системы финансирования научных групп и конкретных научных проектов.
Объявленная квази-реформа способствовала консолидации научного сообщества и высвобождению его социальной энергии. Было бы крайне важно сохранить этот заряд, направив его на реальную, необходимую реформу системы науки в России – как академической, так и университетской. Вопрос о том, возможна ли разумная реформа в одной сфере без учета происходящего в остальных областях общественной и политической жизни остается открытым.
Комментарии (0)