1959-1964

Хотел что-то написать в блог, но нужно совсем другое настроение, чтобы писать. И тут вдруг соображаю, что у меня есть недописанный год назад текст – мини-рецензия на четвёртый том биографии Линдона Джонсона, написанной Робертом Каро. Сейчас даже не помню, почему не выложил это год назад ; незаконченный текст или неотправленное письмо - обычная для меня история. А перечитывать разрозненные абзацы и самому интересно – особенно, когда так сразу и не поймёшь – про что, собственно, хотел написать? С чем хотел связать этот абзац, на что намекнуть этой цитатой? А тут ещё и смешно – как давно был июль 2012 года.

Незаконченная мини-рецензия на книгу Роберта Каро “Смена власти” (“The Passage of Power”) вышедшую в мае 2012 года. Июль 2012

Чтение требует не только времени, но и места. Это чудо - оказаться на два солнечных, прохладных дня в Колд Спрингс Харбор с книжкой, выхода которой ждал десять лет – без этого было бы и невозможно её прочитать.

Первый том Каро рассказывал про детство-отрочество-юность-учёбу-первые выборы и первый обман - первую работу – учителем в колледже – первую работу в Вашингтоне – первые выборы в палату представителей. Второй том, вышедший через восемь, кажется, лет после первого – я как-то упоминал его, когда Борис Немцов баллотировался в мэры Сочи – история выборов в Сенат от Техаса в 1949 году, фантастическая работа историка, проинтервьюировавшего всех участников той драмы, доживших до 1970-х, когда он Каро и его команда (современные историки работают с несколькими ассистентами) только приступал к работе. В третьем томе - самом толстом - было рассказано, во всех технических подробностях, устройство американского Сената - так, как понял это устройство и овладел им "Хозяин Сената". До этой книги я не мог поверить, что описание устройства комитетов, процедур голосования и расклада голосов в середине 1950-х, может быть столь захватывающим.

Однако том, покрывающий 1960 год – самый долгожданный. Разве не каждый мальчик мечтает быть Кеннеди? Даже те, кто знают, сколько времени он проводил в постели из-за болезней. Иногда целые месяцы – именно поэтому он так много прочёл и так замечательно писал – и сам, и с помощью выдающихся спичрайтеров. Глава в “Смене власти” в которой появляется на сцене в 1958-ом году, называется «Сын богатого человека», потому что главная ошибка Джонсона, самого выдающегося сенатского лидера в ХХ столетии, в этой избирательной кампании – недооценка сына богатого человека. Но кто мог подумать, что человек, ходящий в корсете и на костылях, принимающий обезболивающее каждый день, сможет провести несколько месяцев, встречаясь с избирателями по пять-семь раз в день? Кто мог подумать, что человек, у которого было всё, чего не было у Джонсона – богатство, образование, красота – будет биться за власть как в ХХ веке бились только дети сапожников и таможенных служащих?

Никто сейчас не пишет по-английски так гладко, как Каро. Двенадцать лет назад, проводя год в Гарварде, я прочёл «Роберт Кеннеди» Шлезингера и сразу же заказал на Амазоне книгу ещё одну биографию Бобби. Но книжку Эвана Томаса я выбросил, или, точнее, оставил в тёмном чулане здания, в котором располагался мой исследовательский центр. Легендарный редактор стал педантичным биографом и не получилось... Интересная биография, как и любая книга по истории, требует гладкости языка. Недаром максимально гладко, каждый для своего времени, писали Карамзин, Соловьёв и Ключевский.

… Это только летом можно написать и было бы здорово, чтобы ветер с моря и шелест сосновых веток остались в тексте … Начинаю думать, что перепутал место и время. Колд Спрингс Харбор – место, скорее, для великого Гэтсби, никак не Линдона Джонсона. Но нет, запах магнолий чувствуется не напрасно – пусть герои и не южане, Юг в языке Скотт Фицджеральда, в драме, в которой предчувствие трагического финала появляется, как тот самый запах магнолий, задолго до развязки, в покорности, с которой Гэтсби играет по правилам там, где его соперник сражается за свою любовь не на жизнь, а на смерть. Юг рассказов Фицджеральда.

А у Каро Юг повсюду – в аристократизме Ричарда Рассела, «патрона» Джонсона в начале 1950-х, безнадёжного кандидата в президенты от тех, кто хотел вернуть то, что было унесено ветром, и аристократизме Гарри Бёрда, сенатора, от которого зависит судьба законопроектов, внесённых президентом Кеннеди и уже год безнадёжно томящихся в комитетах Конгресса. Это совсем не те американские аристократы – персонажи моих любимых «Империи» Видала и, через пятьдесят лет спустя, «Теофилуса Норта» Уайлдера, у которых особняки, прислуга, банковские счета были от рождения. Это мальчик, которому пришлось бросить школу, потому что газета, последний бизнес, принадлежащий отцу, вот-вот должна была разориться. Это сын местного конгрессмена, которого любят бедняки, потому что он – первый честный губернатор в штате взяточников и популистов (эх, "Паппи-передай-бисквит" из первого тома...)

Инструмент любого историка – увеличительное стекло. На страницах четвёртого тома – хотя с выхода третьего в 2002 году прошло десять лет, он не так велик, как третий – быть может потому, что сначала Каро задумывал четырёхтомник и "Смена власти" - это просто половина этого запланированного четвёртого тома? – на этих страницах описаны мельчайшие детали перехода управления от убитого президента к новому. С кем встретился Джонсон в первый день, с кем разговаривал во второй, как нейтрализовал основные угрозы – «Камелот», люди, посвятившие себя погибшему президенту, вовсе не готовы были слушаться того, над кем только что, три года подряд, смеялись – то втихомолку, а то и в открытую. Вице-президент в США - чаще не драматическая, а нелепая и ненужная, если ничего не случится, фигура.

… Чтение Каро – такой же побег из реальности, как эти два дня с родителями, приехавшими повидать меня из Северной Каролины. Завтра – самолёт в Москву, где новейшая русская история не пишется такими мелкими мазками – или, во всяком случае, не пишется русскими историками. В детстве я этого, конечно, не понимал, но «Большой террор» Роберта Конквеста, хроника сталинских процессов середины 1930-х, завораживает не только потому что на каждой странице, за каждым словом – страдания и смерть. Конечно, поэт – а великая книга – чуть ли не первое упражнение Конквеста в прозе, делает смерть – от трибуны митингов, средоточия жизни, через собрания и съезды к допросам и суду – захватывающей. Но то, что держит сильнее смерти, это подробности. Увеличительное стекло показывает не просто детали адской машины, оно показывает то, как валы и шестерёнки сцеплены между собой.

Так же завораживала меня в четырнадцать лет книга Уильяма Манчестера «Смерть президента» - по-русски вышел только сокращенный перевод – история 22-го ноября 1963 года, хотя что может быть бессмысленнее детального изложения мельчайших подробностей. (История написания этой книги - сама по себе и маленькая смерть, и большое приключение.) Что может быть интереснее этих бессмысленных мельчайших подробностей?

История России прямо сейчас так интересна, что про неё не хочется ни читать, ни писать. Во всяком случае тем, кто её живёт каждый день. Мелкие детали окружают, что в блоге Навального, что в стремительно расползающихся записях о банкете с живыми детьми в качестве статуй, о губернаторе, вывозящем челядь в Италию, о девочках, которые сидят в тюрьме за видеоролик, об издателе, который на голубом глазу пишет, что журнал «Город» должен писать «о городе» – мелкие детали настолько противны и настолько достоверны, что от них невозможно оторваться. Но оторваться не страшно – это жизнь, которая, сколько от неё не беги, никуда не исчезнет.

То ли дело, переворачивая последнюю страницу четвёртого тома биографии Линдона Джонсона, знать, что готовит, через несколько лет, следующий том – избирательную кампанию 1964 года, великая борьба с бедностью, "we shall overcome", и, в конце концов "Hey, hey, LBJ, how many kids you killed today?"...