все что нас не убивает постепенно убывает

На двадцать шестой день почти без сигарет - он же тринадцатый день с момента последнего срыва - физическая ломка практически отпускает. Конечно, курить хочется ежеминутно, но уже не так мучительно, как хочется дышать или пить, а поспокойнее - как хотят, например, секса. Без секса не умирают.

Аналогию можно продолжить: мучительная физическая абстиненция на двадцать шестой день без сигарет уже вовсе не преследует тебя каждую минуту, - а только накрывает при утрате бдительности (зато уж накрыв, пережевывает три дня). Когда тебя приобнимает, подавая пальто, мальчик, которого ты хочешь. Когда ты читаешь в метро классику мировой литературы, а там внезапно резко возбуждающая сцена на твои фишки. Когда ты заходишь купить кофе в курящую шоколадницу и проводишь там пять минут, пока его делают. Когда ты не можешь обогнать на узком тротуаре человека, который там курит, и успеваешь сделать несколько вдохов; я и раньше-то ненавидела людей, которые курят в толпе, а сейчас мне кажется, что их нужно изолировать от общества, потому что я подыхаю от зависти и мне некуда деться.

Вообще, основное чувство, которое я испытываю теперь, когда меня подотпустила физическая абстиненция - это именно зависть. Отчаянная жестокая зависть к курильщикам, которые не парятся, испытывают вволю свое химическое счастье, и самое ужасное - я помню по себе - даже толком не замечают, насколько их счастье прекрасно и совершенно, потребляют его механически. И полное ощущение, что ты лишний на этом празднике жизни, что жизнь больше не для тебя. Лавочки с урнами на ночных бульварах больше не для тебя. Пивные бары больше не для тебя. Лето больше не для тебя, потому что какая радость от лета, если в нем нельзя курить без перчаток?

Я по-прежнему толком не могу работать. На работе можно сравнивать конкретные задачи: то, на что раньше уходил час, сегодня занимает день. То, на что уходил день, занимает три - до глубокой ночи и с чудовищным чувством собственной никчемности. Я пока не понимаю, есть ли прогресс, но главное - работа уже не вызывает мучительного усиления абстиненции. значит, возможно, она нормализуется. Я, разумеется, выбрала для отказа от никотина тот период, когда я не рискую ничем, кроме личной финансовой ямы (призрак которой уже навис надо мной, ни одной статьи за месяц, блин) - в остальном нет ничего серьезного, что я могла бы проебать.

Я адски хочу жрать. Это какая-то полная жесть. Я не ожидала, что это будет настолько серьезно. Я ем по крайней мере в два раза больше - по деньгам и по частоте - чем предыдущие десять лет. Одна сигарета по удовольствию была эквивалентна одному сникерсу или эклеру - но только вот калорий в ней при этом не было - и теперь мне хочется, соответственно, по эклеру каждый час, потому что на вознаграждения подсаживаешься. Я себя, разумеется, ограничиваю, чтобы не выходить хотя бы за две тысячи калорий в день (да, черт побери, впервые в жизни я начала их считать!) - и думаю, если бы я не пыталась держать себя в руках, я сжирала бы три или четыре. Тоже крайне интересно, является ли это остаточным явлением курения, или теперь так будет всегда.

То, чего нет в этот раз - нет проблем с эмоциональным контролем по отношению к внешнему миру. За все двадцать шесть дней я ровно один раз рявкнула на своего брата, и то через десять минут извинилась. Вместо того, чтобы выносить мозг окружающим, я всю абстиненцию тихонечко ухожу в уголок и там рыдаю, чуть что. Способность сделать так, чтобы твои переживания не били по другим - это вопрос опыта, взросления и мотивации, конечно. Дело в том, что, добившись за эту зиму-весну одной большой цели и проебав другую большую цель, я практически перестала чего бы то ни было бояться. Моя жизнь одновременно достаточно хороша и достаточно плоха, чтобы я могла не беспокоиться по ее поводу, у меня оказался сейчас полностью исчерпан запас нейромедиаторов, отведенных на беспокойство - и на жалость к себе. Именно это состояние оказалось для меня единственно эффективным шансом бросить курить.

А в остальном сигареты, конечно же, лучшее, что происходило со мной в жизни. Я тоскую по ним сильнее, чем тосковала по Прогрессу, когда он закрылся, или по Николя, когда я его любила, а он меня нет. Все-таки никто из этих двоих не поддерживал меня десять лет безотказно в горе и в радости. И я перестала курить именно поэтому. Чтобы отойти на расстояние и посмотреть, могу ли я без сигарет. И может быть, я и не захочу возвращаться (захотела ли бы я сейчас в Прогресс? четырнадцать часов в день по-честному впахивать за тысячу долларов в месяц? и полное счастье в придачу?) А может быть, захочу. Но я не намерена возвращаться, пока я не научусь без них жить. Чтобы это был мой выбор, а не выбор шестнадцатилетней телки, которая все-таки умела справляться с жизнью гораздо хуже, чем я.