Лечиться надо у практиков!

Жил да был академик. Назовём его Сан Саныч. А был он из тех академиков, которые никогда не получат Нобелевскую премию мира, поскольку наш герой изобретал средства доставки пресловутой Кузькиной Матери через океан по маршруту «ракетная дивизия – Нью-Йорк». Можно, конечно, оспаривать позицию членов Нобелевского комитета из подотдела «Мир и т.д.», ведь такие секретные академики сделали для сохранения мира больше, чем все нобеленосцы вместе взятые. Но, не думаю, что Сан Саныч хоть раз в жизни пожалел об отсутствии диплома с литерой «N», поскольку, с учётом высокой боевой эффективности изобретённых им транспортных средств, государство ценило академика и его жизнь протекала без столкновений с подводными камнями быта, так хорошо знакомыми бывшим советским и нынешним российским гражданам. Однажды академик заболел. Да так хорошо заболел, что такие известные народные средства, как грелка на живот, но-шпа и «мать-перемать» уже не помогали. Вызывать «скорую» Сан Саныч посчитал ниже своего достоинства. Вместо этого он вызвал персональное авто и отправился в поликлинику на Сивцевом Вражке, к которой был прикреплён по территориальному признаку. Уже слышу возмущенные крики читателей, обитавших в арбатских переулках: «Мы от этой вашей поликлиники через квартал жили, однако нас к ней не прикрепляли ни по территориальному, ни по какому другому признаку!» Ну что ж, отвечу я, вы не изобретали ракет, способных пролететь по маршруту «село Тейково-Вашингтон» и передать пламенный привет американцам. Поэтому просто так к Сивцеву Вражку вас не прикрепят. Ну разве что, за некоторую денежку. В поликлинике академик отправился не на приём терапевта, а прямиком в кабинет хирурга и своего старинного приятеля Мих Михалыча, к которому и раньше обращался со своими болячками. Хирург осмотрел академика и без труда поставил диагноз «Острый аппендицит». - Сейчас «скорую» вызовем, отвезём вас в ЦКБ, прооперируем…, - принялся излагать план лечения хирург. - Мих Михалыч, у меня есть час до операции? – прервал его академик. - Есть. - Тогда я до дому съезжу, трусы возьму, рыльно-мыльное всякое и в больницу сам приеду. Тем более, у меня «чайка» под парами стоит. - Конечно-конечно, - согласился Мих Михалыч, для которого слово пациента было закон. Хотя, удивился: С чего бы это академику заморачиваться всякой бытовухой. Ему и так всё необходимое привезут с доставкой до прикроватной тумбочки. Сан Саныч вернулся домой, взял смену белья, станок с помазком и вместо того, чтоб отправиться в «кремлёвскую» больницу, поехал на Ярославский вокзал. Отпустил водителя, сел в первую попавшуюся электричку и отправился, куда глаза глядят. Буквально. Отъехав от Москвы километров тридцать, Сан Саныч сошёл в городке, выглядевшем чуть поприличней, чем дачный посёлок, сел в такси и велел везти его в ближайшую районную больницу. В больнице деда осмотрел дежурный хирург и без лишних разговоров взял его на операцию. Отлёживаясь после операции, Сан Саныч познакомился со своими соседями: Петром Владимировичем, которому в драке проломили голову и Иваном Михайловичем, допившимся до прободной язвы желудка. Общаясь с соседями по палате, академик пришёл к выводу, что народ в России ничуть не изменился с тех пор как он, тогда ещё не академик, а просто Санька из заводской слободы, отправился поступать в Бауманку. И шестьдесят лет советской власти не повлияли на людей ни в худшую, ни в лучшую сторону. А в Москве тем временем стали проявлять беспокойство, плавно переходящее в панику. Шутка ли – академик пропал! И не просто старый дед с пожизненной зарплатой, а реально действующий академик и начальник оборонного НИИ. Вначале секретарша обзвонила «кремлёвские» больницы – глухо. Академиков у них много, да все не те. Дома нет, на даче нет. От отчаяния стали обзванивать санатории – может он там где отлёживается? Мих Михалыч, когда узнал об этом направлении поиска, долго смеялся: «С аппендицитом? Отлёживается? Не смешите мои тапочки, ищите по больницам». Компетентные товарищи тряхнули академического водителя. Тот: Да, помню, отвёз шефа на площадь Трёх Вокзалов и там высадил. Всё! Тупик. Точнее, не тупик, а огромное пространство для поисков одного маленького академика, затерявшегося на просторах великой страны. На четвёртые сутки после операции Сан Саныч нашёлся сам. Позвонил из ординаторской секретарю и попросил прислать за ним машину. Нет, после операции академик уверено шёл на поправку. И соседи по палате попались нормальные. Просто у академика уже в зубах навязла резиновая манная каша, которой кормили в больнице. Такого скромная ЦРБ ещё не видела и не увидит больше никогда: Вместо одной служебной «чайки» во двор районной больницы ворвалась целая кавалькада из «волг» и лимузинов. Возглавляла конвой элитная «скорая помощь», сделанная из агрегатов представительского «ЗиЛа» (таких «карет скорой помощи» построили всего около полусотни и нигде кроме учреждений Четвёртой Управы они не использовались). Беглого академика с почестями препроводили в «скорую». В пути «волги» с пассажирами в серых костюмах предусмотрительно не отставали от «скорой». На случай, если академик опять захочет смыться. В «кремлёвской» больнице Сан Саныча уже ждал его старинный приятель Мих Михалыч, как всегда доброжелательный, но слегка раздосадованный странным побегом пациента. - Сан Саныч, ты зачем из Москвы сбежал? – спросил врач, которому давнее знакомство с академиком позволяло некоторую фамильярность: – Тебе, мать твою…, жить надоело? Приключений захотел на свою лысину? - Мих Михалыч, - невозмутимо отвечал академик. – Я лег на операцию в нормальную больницу, где все нормальные люди лечатся. Там меня лечил нормальный парень, который оперирует каждый день, не исключая праздники. Он видел меня в первый раз, не знал, кто я такой и руки у него не тряслись. Как видишь, я в порядке, через неделю, максимум, через две выйду на работу. А представь, если б меня положили в «кремлёвку»? Собрался бы консилиум из десяти профессоров, которые иногда оперируют, и полдня они бы решали, как вырвать мой аппендикс. После их операции разойдутся швы и соберётся новый консилиум из новых профессоров, которые станут решать, как меня обратно зашить. А потом третий консилиум будет думать, как спасти меня от перитонита. Если после всех консилиумов я не окочурюсь, то буду способен только цветы на даче нюхать. Ну скажи: В чём я не прав? Что ответил врач, мне неизвестно, но точно знаю: В кабинете светлой памяти академика Петровского висел простой лозунг: «Лечиться надо у практиков!»