 Томас Стрэнджвейc |
| . |
 Новое здание клиники Стрэнджвейса в 1912 году |
| . |
 Сосиска, из которой Стрэнджвейс выделил "живые" клетки |
| . |
 Алексис Каррел |
| . |
 Онор Фелл |
| . |
 Картинка, сопровождавшая статью о клеточных культурах в журнале Tit-bits |
Одной из вещей, удививших меня при чтении "Науки о жизни", было частое и уверенное упоминание авторами того, что клетки и даже целые органы, взятые из организма и культивируемые в пробирке, могут жить неограниченно долго при правильном уходе. Во-первых, это не так. Органы мы и сейчас не можем неограниченно поддерживать в культуре, а клетки неограниченно растут только если они трансформировались в раковые. Во-вторых, в 1935 году методики клеточных культур находились еще в зачаточном состоянии, их настоящее развитие началось лишь в 50-х годах. Попытки разобраться в том, откуда такие утверждения взялись, вывели меня на захватывающую историю об отношениях науки, прессы и общества в целом в начале 20 века в Англии.
Началась эта история с доктора с прекрасным именем Томас Стрэнджвейс (Thomas Strangeways, фамилия может быть переведена как "странные методы"). В начале века он работал в Университете Кэмбриджа и очень хотел систематически изучать (именно экспериментально изучать, а не просто наблюдать и описывать) человеческие болезни. Подсобрав денег (и частично инвестировав свои собственные), он превратил один дом в "Исследовательскую клинику". В клинике было всего 5 коек и пациентам сразу сообщали, что в первую очередь доктор заинтересован в изучении и экспериментировании, а уж если им станет лучше, то это будет уже бонус (хорошо жилось ученым без этических комиссий :). Клиническая лаборатория располагалась в чулане для угля. Благодаря частным вливаниям клиника постепенно разрослась, а в 1912 году была даже переведена в новое здание, а Стренджвейс стал экспериментировать с искуственным поддержание органов, тканей и клеток, полученных из живых организмов.
К 1919 году изрядную долю финансирования клиника получала от MRC - государственного английского фонда по медицинским исследованиям. И в MRC очень напирали на то, что фокусироваться клинике стоит на фундаментальных исследованиях, а не на лечении. Тогда в английской науке вообще был очень мощный сдвиг в сторону фундаментальной науки. Стрэнджвейс и не возражал, он быстро стал приверженцем новой технологии клеточных культур. В начале 20-х годов клиника Стрэнджвейса стала лидером по культивации клеток и целых органов.
Тут очень важно отметить, что далеко не все ученые сразу оценили возможности этой новой технологии. Антибиотиков тогда еще не было, тяг тоже, поэтому для успешных экспериментов требовалась полная стерильность, которую обеспечить было очень сложно и мало у кого это получалось. Многие ученые считали эту технологию лишь забавой, которая не принесет никакой практической пользы. Научный спор между оппонентами и пропонентами клеточных культур выплескивался в общество в целом и на страницы газет.
В порыве защитить и продвинуть свой любимый метод, Стренджвейс и другие ученые выступали с очень громкими заявлениями, из которых следовало, что они находятся на пути к мощным прорывам в биологии и медицине - они вот-вот узнают тайны самых разных болезней, научатся создавать жизнь в пробирке, выращивать искуственные органы, а может даже и выращивать искуственных людей. Некоторые заявления Стрэнджвейса были очевидно фантастическими. Например, он утвреждал, что ему удалось выделить и культивировать живые клетки из сосиски. Вдохновленные бурным ростом клеток в культуре, ученые не смущались говорить "Если дать этим клеткам расти неограниченно, то они могут заполонить весь мир."
Среди сторонников клеточных культур особо отличался француз Алексис Каррел (работавший в Штатах), получивший в 1912 году Нобелевскую Премию за изобретение способов сшивания кровеносных сосудов, что позволило осуществлять пересадку органов. В этом же году его лаборатории удалось создать "бессмертную линию клеток сердца цыпленка", о которой очень много писали в газетах. Это достижение сулило, что наука в скорости сможет бороться и со старением. (Кстати, эта культура действительно просуществовала больше десятка лет - потрясающее достижение для методов того времени, да еще и при отсутствии антибиотиков!) Журналисты, как вы можете догадаться, были только рады строчить статьи об "эликсирах молодости" и "детях в пробирке", но в данном случае преувеличениями занимались не они, а вполне уважаемые ученые. Не все, конечно. Многие высказывали свой скептицизм, а журнал Lancet опубликовал статью, в которой хотя и признавался большой потенциал новой технологии, но ее текущие достижения оценивались очень скромно.
В 1926 году Томас Стрэнджвейс скончался. Почти год клиника находилась в подвешенном состоянии, ее собирались даже было закрыть, но в итоге ее переименовали в Strangeways Research Laboratory и она продолжила работу (кстати, именно в ней в 1947 году начал свою карьеру Фрэнсис Крик), а новым директором стала 28-летняя Онор Фелл (Honor Fell), близко работавшая со Стрэнджвеем с 1923 года. У Фелл был несколько иной подход к publicity, чем у Стрэнджвея - вместо обещаний великих открытий, она с энтузиазмом взялась за популяризацию реальных достижений лаборатории - снимались удивительные по тем временам фильмы, показывающие живые клетки в движении. Под ее руководством лаборатория изучала артрит, а также внесла большой вклад в изучение эффектов радиации на живые ткани.
Однако Фелл вскоре обнаружила, что прессе куда важнее сенсационность, чем реальная популяризация науки. К середине 30-х годов, после нескольких статей, в которых ее слова были перевраны или просто приписаны, она решила как можно меньше общаться с журналистами и резко ограничила доступ прессы к лаборатории. В результате о ней стали писать, как о замкнутом ученом, в чьей секретной лаборатории за закрытыми дверями творятся вещи фантастические и даже страшные. Естественно, ее заверения о том, что это не так, лишь будоражили всеобщую фантазию.
Тридцатые годы вообще прошли под лозунгом "мы все умрем или превратимся в роботов". Во многом этому способствовала вышедшая в 1932 году книга Олдоса Хаксли "О Дивный Новый Мир", в антиутопическом мире которой людей выращивают в пробирках конвейерным способом и биологически формируют их способности для будущей работы (например, ограничивают умственные способности и фантазию людям, которые занимаются исключительно физическим трудом). Тогда же начала развиваться научная фантастика, вдохновленная последними достижениями науки. Этих же достижений было принято и бояться. В 1932 году в журнале Tit-bits была опубликована картинка, на которой вышедшая из под контроля ученых клеточная культура выросла до размеров Годзиллы, вырастила себе глаза и пасть, и бродит по городу поедая все на своем пути. Сама статья была посвящена обсуждению того, вымрет ли человечество и возможно ли любить синтетических детей.
Впрочем, постепенно эти сенсации всем приелись и статьи стали более взвешенными. А в конце 30-х началась война и о синтетических детях на некоторое время забыли.
Ах да, надо бы вернуться к нашим Уэлсам и Хаксли. Они хорошо были знакомы с работами Стренджвейса и его лаборатории. Отсюда и проистекают их убеждение в том, что клетки можно очень долго поддерживать вне организма и что они, по сути дела, являются потенциально-независимыми организмами, которые собираются вместе и кооперируют для общей пользы. В 1927 году Джулиан Хаксли даже опубликовал научно-фантастический рассказ "The Tissue Culture King" (целиком можно прочитать здесь), в котором студент-медик попадает в плен к дикарям в Африке, но преуспевает, начав выращивать культуру клеток местного короля, чье тело считалось священным, а потом и начал экспериментировать с созданием новых форм животных.
Большая часть информации была почерпнута мною из статьи "The Early History of Tissue Culture in Britain: The Interwar Years" Дункана Уилсона. У него же на эту тему недавно вышла целая книжка.
Комментарии (0)