...Петер Берк в статье «Западное историческое мышление в глобальной перспективе» [2] формулирует 10 тезисов западного понимания истории, а его оппоненты из стран Европы, Азии, Индии и Африки комментируют их.
Берк подчеркивает, что западное историческое мышление весьма разнообразно и проблема состоит в том, чтобы специфицировать это разнообразие. Эта спецификация представляет собой уникальную комбинацию элементов, блоков акцентов, варьируемых в зависимости от исторического периода, религии, социальной группы или индивидуальности историка. При этом важно, что для Берка проблематично само понятие «западное» мышление или его альтернатива — «европейское» мышление. По его мнению, Запад — это в большой мере исторический конструкт, соединивший в себе греков, римлян, народы Западной Европы и Средиземноморья, испытавших серьезное влияние мусульманской цивилизации. Десять характеристик западного мышления, по Берку, таковы.
1. Сконцентрированность на категории развития или прогресса, другими словами, «линейный» взгляд на прошлое. Под прогрессом Берк имеет в виду кумулятивный эффект любых изменений вообще. Идея прогресса, продолжает он, имеет в западной историографии свою историю, в которой сменяли друг друга идеи необратимости и конца прогресса (религиозные идеи мессианства, миллениума, завершения и пр.), идея современности (модернизма), идея революции, идея эволюции, идея развития. С этими представлениями о прогрессе сосуществует идея циклического характера исторических изменений, доминирующая в античности, в раннем Ренессансе. В эпоху Реформации сформировалась идея некоего баланса между прогрессом и цикличностью, которую поддерживали Дж. Виллани, Э. Гиббон, Дж. Вико, а в XX в. — спекулятивная философия истории: О. Шпенглер, П. Сорокин, В. Парето, А. Тойнби и др.
2. Разработка идеи прогресса, но одновременно дистанцирование от нее формируют характерное для Запада обращение к исторической перспективе, интерес к которой, или «чувство анахронизма», Берк понимает как идею о том, что прошлое не неизменнно, а крайне вариативно, каждый исторический период имеет свой собственный культурный стиль и индивидуальность. Эту идею, по его мнению, можно описать как чувство «культурной дистанции», взгляд на прошлое как на «чужую страну».
3. «Чувство анахронизма» может рассматриваться как часть более широкого блока западных идей и допущений, часто описываемого словом «историзм», определенным Ф. Мейнеке как интерес к индивидуальному (специфическому, уникальному) историческому развитию.
4. Интерес к индивидуальному привел западную историографию к обратному движению — интересу к коллективному, и этот интерес является не изобретением постмодерна, а давней традицией, берущей начало еще у Като, Который написал историю Рима «без имен» — историю фамилий, городов, храмов, религий и пр. Здесь, как и в случае с линейной и циклической моделями истории, налицо сосуществование двух разных направлений в историографии.
5. Западная историография отличается в своих основаниях склонностью к исследованию эпистемологических проблем, проблем исторического знания вообще. Историки конца XVII — начала XVIII в. разработали концепцию разных степеней правдоподобия в исторических утверждениях о прошлом и тем самым положили начало традиции взаимосвязи западной историографии и западной науки. Эта связь, как подчеркивает Берк, всегда была одновременно и тесной, и сложной: одни историки объявляли себя «учеными», другие всячески отмежевывались от такого наименования. Так или иначе, но дебаты с наукой стали отличительной чертой западной историографии. Кроме того, в последней стало весьма популярным употребление термина «закон» («трибунал» истории), а также метафорическое уподобление деятельности историка детективному или судебному разбирательству.
6. Попытки исторического объяснения свойственны историографии вообще, но выбор терминов «причинности» в качестве базы для этого объяснения — отличительная черта западного исторического мышления. Берк полагает, что эта особенность обусловлена формированием западной историографии последней на основе модели естествознания. Термин «причина» есть оборотная сторона термина «симптом», предложенного еще медициной Гиппократа. В этом же контексте употребляется термин «кризис», а в целом упомянутый выше «закон» истории часто ассоциируется с идеей «закона человеческого поведения» в духе Макиавелли, и это, считает Берк, указывает на значительное влияние юриспруденции на формирование западной историографии. Проблема исторического объяснения (каузальный подход) нередко вступает в противоречие с истористской идеей приоритетного исследования индивидуальности, и это противоречие приняло форму герменевтического исследования истории, подчеркивающего значение (внутреннее истории) более, чем причину (внешнее истории). Так в западной историографии родилось сложное сосуществование каузального и герменевтического подходов.
7. Западные историки весьма гордятся своей так называемой объективностью. В ее формировании Берк выделяет две стадии. Первая стадия связана с идеей «беспристрастности» историка. В наибольшей степени она обсуждалась в эпоху протестантской Реформации. Идеал историка понимался как умение избежать «предвзятости», все равно религиозной или политической. На второй стадии, продолжающейся сегодня, появилось понятие «объективности» историка, классическим примером которого считается ранкеанский принцип «вымывания себя» из исторического исследования в пользу чистой фактографии.
8. Количественный подход к истории. По убеждению Берка, применение количественных методов исследования — старейшая традиция западной историографии. Уже в начале XIV в. Джованни Виллани включал в свои хроники подсчеты количества детей, посещающих школы во Флоренции, что позже получило название «арифметической ментальности»; в XVIII в. была весьма популярна история народонаселения, а в XIX в. — история ценообразования, чрезвычайно широко распространенная в немецкоговорящем мире. На основании этого Берк делает вывод о том, что западной историографии придал форму западный капитализм, равно как и западная наука и юриспруденция.
9. Литературные формы западной историографии — это проявление ее сущности. Берк указывает на длительную и запутанную историю связи литературы, культуры и искусства с западной историографией, на наличие несомненных аналогий между историческими и литературными нарративами. Отдельно Берк рассматривает тропологическую теорию X. Уайта и утверждает, что сознательно или бессознательно, но жанры литературы оказывают огромное влияние на формирование сущности западной историографии.
10. Западные историки обладают таким же специфическим взглядом на пространство, как и на время. Классическим подтверждением этого тезиса является «Средиземноморье» Броделя, сформировавшее концепцию геоистории. Но вместе с тем, как подчеркивает Берк, подобные идеи высказывали Д. Гиббон и Ж. Бодин в XVII в., поэтому можно утверждать, что проблемы исследования исторической географии свойственны западной историографии достаточно давно. А в целом специфические черты придали западной историографии не только юриспруденция, наука и капитализм, но и процессы колонизации, как бы они ни назывались (открытие новых земель, захват, империализм).
Специфические элементы западного исторического мышления перечислены Берком в порядке убывания их значения. Вместе они дают некий «идеальный тип» западного исторического мышления или систему западных историографических принципов и допущений. Впрочем, как подчеркивает Берк, это даже не| система как дедукция аксиом, а «конфликт систем или система конфликтов», в которой представлен некий баланс различных «сил», характеризующих историческое мышление и историоописание на Западе.
М.А Кукарцева, Е.Н. Коломоец. ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОРИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ (аналитический обзор) Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. №2. 2004. С. 31-49. http://abuss.narod.ru/Biblio/kukarts_mgu.htm
Комментарии (0)