Цена научной метафоры

nature_wonder 

«В свежем Nature короткая заметка о проблемах восприятия и использования метафор в науке. Ниже перевод ее фрагмента.

Придание силам природы свойств живых существ является глубоко укоренившейся и имеющей сильное влияние привычкой, особенно в биологии, где намеки на присутствие разумного агента кажутся непреодолимыми даже для тех, кто осуждает их. Самый известный в этом отношении - "эгоистичный ген", предложенный биологом Ричардом Докинзом в своей книге 1976 года. Метафора Докинза кажется исключительно уместной и удобной для понимания вплоть до того, что становится неизбежной, учитывая идею, которую он стремился донести. Но ее проблемы выходят далеко за рамки того факта, что гены, конечно, не эгоистичны в том же смысле, что и люди (то есть, они не эгоистичны вообще).

"Эгоистичный ген" служит опорой всему понятию дарвиновского мира, который безразличен настолько, что кажется совершенно отвратительным: образ, который порой вызывал сопротивление научному познанию в целом и естественному отбору, в частности. Как убедительно аргументировал Дэнис Нобл, физиолог из Оксфордского университета, идея, что гены эгоистичны, совершенно не нужна для понимания того, как они работают, и в некотором роде даже вводит в заблуждение. При этом ничем не лучше рассуждать вместо этого о «сотрудничающих генах», что в той же мере дезинформирует и нагружает понятие человеческими ценностями. Гены эгоистичны или кооперативны не более, чем они счастливы или вспыльчивы. Концепция научной метафоры в целом достаточно проблематична.

Книга жизни, мусорная ДНК, ДНК штрих-коды: все эти образы могут исказить и искажают картину не в последнюю очередь потому, что ученые сами иногда забывают, что те являются метафорами. И когда наука продвигается вперед – когда мы обнаруживаем, что геном не имеет ничего общего с книгой или планом - метафоры, тем не менее, имеют обыкновение застревать в восприятии. Чем более наглядным является образ, тем он более соблазнителен и устойчив к замене. Тибодо и Бородицки дали нам новый повод быть осторожными, показав, как бессознательно метафоры окрашивают наши рассуждения. Это представляется справедливым как в науке - в особенности такой волнующей как генетика – так и в социально-политическом дискурсе.

Большинство ученых, вероятно, согласятся с Робертом Рут-Бернштейном, физиологом из Университета штата Мичиган, что "метафоры необходимы, чтобы заниматься наукой и преподавать ее". Они также могут симпатизировать Полу Хеберту, биологу из Университета Гвельф в Канаде, который ответил на критику его метафоры "ДНК штрих-кодов" вопросом: "Почему нам нужно хотеть быть столь научными в узком значении слова, превращая нашу науку в нудятину?"

Но потребность в метафоре в науке рискует стать догмой. Может быть, мы слишком стремимся найти изящную метафору, вместо того, чтобы просто объяснить, что происходит, настолько ясно и честно, насколько мы можем. Мы могли бы признать, что такие концепции как ДНК представляют собой "реальность за пределами метафоры", как высказался нобелевский лауреат Дэвид Балтимор, биолог из Калифорнийского технологического института. По крайней мере, метафоры должны быть допущены в науку только после строгой экспертизы. Нам стоит прислушаться к предупреждению пионеров кибернетики Артуро Розенблату и Норберту Винеру о том, что "цена метафоры - вечная бдительность"

Thibodeau PH, Boroditsky L (2011) Metaphors We Think With: The Role of Metaphor in Reasoning – PloS ONE [Full text]

http://nature-wonder.livejournal.com/195317.html

О том же самом пишет К.В.Анохин («Ген языка» и мы можем узнать о когнитивных функциях от трансгенных животных?»)

«Развитие методов молекулярной генетики необычайно расширило поле контактов биологии и психологии, позволив исследовать в эксперименте связи генов с поведением, психикой и когнитивными процессами. Это вновь всколыхнуло целый пласт проблем, и ранее возникавших на границе между биологией и психологией. Насколько прямыми и специфичными являются связи между генами и когнитивными процессами? Можно ли говорить о генетической детерминации поведения и когнитивных функций человека и животных? Каковы соотношения роли генов и среды в формировании поведения и правомочна ли вообще такая дихотомия? В настоящем докладе эти проблемы будут разобраны на примере трактовки когнитивных нарушений у человека и трансгенных животных, возникающих при мутации генов семейства Fox.

Гены этого семейства кодируют особый класс транскрипционных факторов, многие из которых участвуют в регуляции развития головного мозга. Один из них, FoxP2 был идентифицирован как ген, мутация которого вызывает избирательное нарушение развития речи у детей. Селективность этих расстройств, получивших название “specific language impairments” дала основание некоторым авторам назвать FoxР2 "геном грамматики" или "геном языка", утверждая его прямую и специфическую роль в эволюции структур мозга, отвечающих за развитие речи у человека. Однако этот же ген участвует в развитии структур мозга приматов и даже крыс и мышей, что лишает смысла утверждение о его прямой связи с функцией речи. Более того, этот ген экспрессируется во многих областях мозга, которые невозможно отнести к "когнитивному модулю" языка. Поэтому специфичность роли этого гена в обеспечении языка также не выдерживает критики. Вместе с тем, несколько месяцев назад FoxP2 был клонирован у птиц и оказалось, что его экспрессия в мозге певчих птиц регулируется в связи с развитием и сезонными колебаниями песни. Таким образом, хотя роль FoxP2 в развитии и эволюции речи не может быть прямой и специфической, он мог вовлекаться в развитие функциональных систем вокальной коммуникации у эволюционно отдаленных классов позвоночных.

Второй ген этого семейства, FoxB1 был идентифицирован по его экспрессии в развивающемся среднем мозге млекопитающих. Мыши с направленной мутацией этого гена не имеют медиальных и значительной части латеральных маммиллярных тел среднего мозга. У человека повреждение этих структур наблюдается при синдроме Корсакова и сопровождается глубокими нарушениями памяти. Наши исследования показали, что мыши с "нокаутированным" геном FoxB1 также страдают выраженной амнезией, избирательно затрагивающей одни (пространственная, рабочая), но не другие (ассоциативная) формы памяти. Вместе с тем, как и в случае с геном FoxP2, функции FoxB1 в мозге невозможно связать с прямым обеспечением специфических когнитивных процессов - его экспрессия в нервной системе плеойтропна и животные с его мутацией имеют и другие расстройства поведения, помимо нарушений памяти.

Результаты этих исследований свидетельствуют о том, выражение "ген(ы) Х", где Х есть некая когнитивная функция или модуль подобный языку, счету, памяти и т.д., является лишь вводящим в заблуждение ярлыком. В действительности это сокращение скрывает за собой сложную работу генов в развитии полифункциональных структур головного мозга и должно быть заменено теорией, устанавливающей связи между клеточными функциями генов в развитии, морфологической эволюцией нервной системы и естественным отбором единиц соотношений организма и среды, опирающихся на нейроанатомически распределенные функциональные системы».

 http://www.ksu.ru/ss/cogsci04/science/cogsci04/20.doc

P.S. То есть метафоры могут некоторых навести на мысль, но одновременно дезориентируют многих, особенно если подаются как прямые тождества и/или универсалии. Однако надо учесть, что, по-видимому, развитие науки без таких «обоюдоострых» метафор невозможно: основные понятия всякой новой (прорывной, перспективной) теории это всегда метафоры, взятые из более широкого культурного круга, их не получить логическим выводом из понятийной системы прежней теории.

Поэтому для нейтрализации таких отрицательных эффектов требуются специальные усилия по определению «области определения» и «области значений» каждой метафоры, как только она «вырастает» в понятие или в теоретическую конструкцию. Иначе первые будут дискредитированы, а вторые-третьи – опрокинуты критикой сразу, как только их «претензии на всеобщность» будут опровергнуты фактами.

Поэтому предел применимости лучше установит заранее и исходя из положений самой теории, чем если это сделают оппоненты. Так, главнейшие теоретические конструкции классической этологии (релизеры, врождённый разрешающий механизм, врождённые координации, гидравлическая модель мотивации и т.п.) строились на моделях, откровенно метафорических или апеллирующих к механическому аналогу.

Великие отцы-основатели не дали себе труд заранее ограничить «область определения» и «область значений» своих теорий, видимо, считая их универсальными. Поэтому, когда выяснилось, что соответствующие закономерности «срабатывают» далеко не всегда, а из этологических концепций не выведешь, когда они вдруг могут стать неработоспособными и почему, классическая этология была сметена социобиологической критикой и оказалась «в забвении». Возник тот самый концептуальный кризис, который длится по сю пору – знания о поведении животных «добыто» всё больше, и темп «добывания» усиливается, а вот наше понимание скорей уменьшается.