всякая мотивация вблизи выглядит аморфной и изменчивой

"Как знает любой читатель романов, всякая мотивация вблизи выглядит аморфной и изменчивой: схватывать «единый мотив» было бы ложью, и всякая нарочитая связь только разрушает общее впечатление. Как бы искренне человек ни признавался в своих чувствах, он не достигает этим твердого основания истины. Точно так же нужно сказать: я исследую философию Средних веков, потому что это мне доставляет удовольствие. Кто сумел продраться через дебри средневековой латыни, схоластической терминологии и палеографии, тот навсегда поселяется в блаженной стране, почти нетронутой цивилизацией. Все перед ним внове, все еще требует самого простого осознания. Разумеется, открытия совершают и во многих других областях знания, но история науки между 400 и 1600 годами — это по большей части, за исключением нескольких тяжелых экспедиций, неизведанная земля. Земля эта чарует своей новизной, раскрывающейся во множестве диковинных форм, — только прислушайтесь к тому, что аргументация может иметь свою эстетическую сторону и что «прослогион» — это совсем особый стиль. Но есть и много других, совсем незаигранных тем: каким образом души чистилища страдают от огня, может ли глаз мертвого Христа называться глазом унивокально или эквивокально, должны ли дети иудеев быть крещены вопреки воле их родителей, можно ли молитвой выручить душу умершего и можно ли после смерти человека говорить, в числе он спасенных или погибших, должны ли богатые клирики платить десятину, чтобы множество женщин, вслед за множеством мужчин, были избавлены от первородного греха, — все эти проблемы, которые честно пытался решить Фома Аквинский, не имеют ко мне никакого отношения, напротив, они чужды мне, как и множество других этнологических проблем.

...чтение средневековых текстов приносит нечаянную радость, потому что ставит под вопрос привычные доказательства и привычный путь рассуждений.

...Исповедовавшись в грехе, можно вспомнить и второй смысл слова «исповедь» — прославление.

...По представлениям средневековой философии, которые никак не хотят поддаваться нашим хваленым актуализациям, как метафизика, так и этика и политика строятся на добром основании. Связь теории и практики, как показывают новейшие исследования, была важна и для величайших метафизиков Средневековья. Начиная с Каролингских книг и кончая буллой Unam Sanctam, средневековая философская мысль не отделяла себя от политики.

...Когда мы заботливо рассматриваем очки, уроненные одной монахиней за певческую кафедру в монастыре Винхаузен около 1400 года и найденные только несколько лет назад, тогда тексты, в которых выразились самые высокие порывы Средневековья, начинают быть видимыми и для нас. Так, в 1140 году столкнулись Абеляр и Бернар, и король вместе с множеством рыцарей приехал на их диспут о содержании чувств.

...Современные читатели производят ложные оценки, защищая наивные представления о прогрессе и приписывая Средневековью те воззрения, которые величайшие представители Средневековья считали давно пройденным этапом. Когда Гарен, Кристеллер, Клибански и Вазоли создавали имидж так называемого Ренессанса, они не допускали такой грубой ошибки, потому что знали Средние века не хуже, чем XVI и XVII века. Но они просто буквально хотели перелететь через порог эпох. Я достаточно прочел текстов развитой средневековой мысли, чтобы конкретно диагностицировать в текстах XVI – XVII и даже XVIII веков новаторство и переоценку, искания и перемены — только после этого я берусь методически перечитывать Бруно и Декарта, Эразма и Лютера, чтобы с книгами в руках скорректировать расхожие клише о культурных эпохах. Радикальное обновление XV века — размышления о языке и текстология Л. Валлы, философия тождества Николая Кузанского, погружение в природу Леонардо да Винчи и безжалостно трезвый анализ истории у Н. Макьявелли — может быть понято только как оформленное Средневековьем.

...Я достаточно изучал философию Средних веков, чтобы описать дело Галилея и Пико в его ординарности, не осовременивая его, но и не изолируя его в том времени и тем более не героизируя его в духе школы Георге. Без изучения средневековой философии мы слышим в «Божественной комедии» Данте Алигьери только запутанную любовную лирику или религиозный спиричуэл, для нас остается неопознанным единство трагической серьезности и юмора в великой чумной книге Боккаччо, а Рабле утрачивает свою соль. Все эти книги состоялись благодаря средневековой философии, которая, не без связи с античной философией, разработала между 1300 и 1370 годами в лице своих величайших представителей Данте, Луллия, Экхардта и Николая Орема научную терминологию на новых языках.

...смена исторических эпох уже настолько меняет смысл одних и тех же высказываний, что для разгадки смысла нужно знать больше, чем знает средний ученый.

...В любом исследовании, которое касается сфер экономики, политики и философии, важно понимать, что «ситуация» или «реальная история» — это такая же реконструкция, как и любая теория."