Продолжение. Начало в предыдущем посте
Такими превосходными качествами, конечно, не могли похвастаться представители динарского типа, однако в самом низу польской расовой иерархии все же оказались белорусы, в большинстве своем представлявшие праславянский антропологический тип. [Надо заметить, что гг. национал-патриотам, изображавшим собою учёных, были вполне известны классические работы Франца Ури Боаса, о телесных изменениях детей иммигрантов в Америке1, показывающие исключительную подвижность признаков, считавшихся характеристикой «расы», при переселении в другой общество и/или изменении социального статуса группы. Дети относительно короткоголовых евреев (головной индекс 82-83), переселившихся из Восточной Европы в США, имеют более удлиненную голову (80-81). У выходцев из Южной Италии наоборот: родители длинно- (индекс 78-79), их американские дети более короткоголовы (79-80). Начиная с неё морфологию стали рассматривать не как более или менее постоянные характеристики «типа», а как подвижное отражение изменений среды обитания, природных условий или социального статуса.
Неслучайно отсутствие в польских «расовых» классификациях евреев: известно, что в каждой из европейских стран живущие там евреи антропологически неотличимы от титульных наций, хотя происходят с Ближнего Восток, да и ласкающих польское национальное чувство корреляций между антропологией и неуспеваемостью в учёбе здесь как-то не получается.]
Хотя сам Чекановский об этом не писал2, под этим термином следовало понимать так называемую восточную расу (Ostrasse), которую, в свою очередь, отождествляли с Weichselrasse, упоминаемой в работах Рудницкого. Исследования польских антропологов указывали на то, что в школах Польской Республики процент представителей этого расового типа уменьшался с каждым учебным годом. Якса-Быковский, в соответствии с логикой представляемой им науки, был склонен объяснять этот факт исключительно биологическими причинами: По всей видимости, этот тип не может выдержать борьбы за существование в школе и уступает место другим, более способным, типам»3. Подобным образом он устанавливал взаимосвязь между расовым типом и интеллектуальными способностями в масштабах всей страны:
«Здесь просто поразительная гармония: интеллектуальный коэффициент... растет прямо пропорционально численности поляков в данной местности, а также по мере продвижения с юго- востока на запад»4.
Пожалуй, самым необычным примером использования классификации Чекановского стало исследование Кароля Стояновского, посвященное корреляции между расой и формой и длиной пениса5. Источником вдохновения для автора послужили замечания Ойгена Фишера о неграх, а возможность проведения необходимых полевых исследований предоставила армия. На основе обследования расквартированных в Чорткове уланов Стояновский произвел «расовую классификацию пениса». Его классификация включала в себя субнордический (сарматский) тип, который рассматривался в одной категории с нордическим, а также динарский и праславянский типы. Согласно его исследованиям, для сарматского типа был характерен «толстый и прямой половой член, головка которого полностью свободна, не закрыта крайней плотью», для двух остальных типов — более тонкий, с более выраженной крайней плотью, что в случае динарской расы «придавало пенису комичный вид». Довольно любопытен с точки зрения расовых иерархий тот факт, что Стояновский посчитал еврейский обычай обрезания исторически обусловленной попыткой приблизиться внешне к нордическому и субнордическому типу, что является антропологическим свидетельством доминирования этих типов в длительной исторической перспективе6.
Не самая выгодная позиция поляков в популярном расовом дискурсе Европы заставила польских антропологов перехватить инициативу. Воспользовавшись поддержкой правительственных структур молодого государства, польские ученые провели обширные антропологические исследования, которые стали иллюстрацией новой классификации расовых типов в регионе. По-новому интерпретируя существующие категории и вводя собственные, они в некотором смысле лишили прежней значимости догматы, считавшиеся непреложными. Показательно, что в их научных изысканиях столь важный во время войны термин «монголизация» фактически полностью исчез.
Этим же путем последовали и финские антропологи. Данная шведскими и немецкими авторами в расовых категориях трактовка гражданской войны противоречила интересам молодого [финского] государства. Она нарушала единство ее жителей, значительную часть которых относила к неевропейским монголоидам. Антропологические исследования, которые начали проводить в Финляндии начиная с 1924 г., должны были ее опровергнуть. Группы антропологов путешествовали по стране, проводя измерения по схеме из учебника Рудольфа Мартина. Дополнительно, так же, как и ранее в Польше, производились исследования групп крови. Именно последние, согласно утверждению финского ученого Ирье Каарло Суоминена, указывали на то, что шведскоязычные жители страны отличаются от остальных исключительно языком, но не расой7.
Ирье Каарло Суоминен
Светлая пигментация кожи представляет собой ключевую характеристику населяющего Финляндию антропологического типа, а не является результатом примеси нордической крови. У финнов, по мнению Суоминена, не выявлено ни малейших признаков родства с монголами. И хотя в финских исследованиях не было прямых отсылок на работы Чекановского, его немецкоязычные публикации печатались в финских периодических изданиях и научных журналах8. Способ, которым воспользовались финские антропологи для решения своих «расовых проблем», был в значительной мере позаимствован у польского ученого. Как и Чекановский, финские антропологи решили отказаться от использования стандартной общеевропейской расовой классификации и ввели новую категорию, которая получила название «восточно-балтийской расы». Как и «сарматский тип», она была очень близка по характеристикам к нордической расе, но при этом гораздо лучше приспособлена к финским природным условиям9.
Однако проблема «монголизации» затрагивала не только польских и финских антропологов. В гораздо большей степени она коснулась России. По мнению Марины Могильнер, антропология в России не была готова к вызовам, которые появились в 1914 г. Российские антропологи, развивавшие эту науку, руководствовались скорее логикой интеграции различных национальностей государства, чем стремлением создать расовые барьеры, которые бы отделили своих от чужих. Масштабные антропологические исследования были проведены уже большевиками, руководствовавшимися совершенно не теми мотивами, что австро-венгерские, немецкие и польские исследователи10.
В том же тоне, что и зарубежные ученые, высказывался только один российский антрополог, киевский профессор Иван Алексеевич Сикорский, которому научный либеральный «мейнстрим» объявил бойкот11. В 1915 г. он опубликовал работу на тему различных форм этнической общности12. Изложив теорию различий между народом и расой, он назвал русскую «нацию» чрезвычайно удачным соединением славянских и финских элементов. По его мнению, объединение этих элементов произошло на очень раннем историческом этапе». [Россия отличалась здесь в лучшую сторону именно потому, что её интеллигенция была разночинной, а не элитной, революционной, а не консервативной, почему общим для всех цивилизованных европейцев расизмом она брезговала не меньше, чем черносотенным национализмом. А вот лоялисты и черносотенцы, вроде Сикорского, тот и другой вполне практиковали, - как сегодняшние «русские европейцы»]
Полный текст с примечаниями ко всем 5 частям
Комментарии (0)