Научный анализ науки (часть 1)

Моя книжка квази-мемуаров «13 научных приключений» практически готова (я даже распечатал несколько экземпляров для себя), но я пока не готов выложить ее на публику. Но вот пару частей из нее я решил опубликовать. Начну с приложения, которое называется «Научный анализ науки». Ниже приведена первая половина этого приложения, через несколько дней запущу вторую. Потом начну публиковать самое емкое, гравитационно-космологическое приключение. Эти куски будут идти под тэгом «13 приключений». Мои постоянные читатели могут заметить в этих кусках знакомое, уже обсуждавшееся в ЖЖ, что естественно, потому что этот журнал, где столько умных людей, служит для меня неким вариантом творческой лаборатории и испытательного полигона.


Научный анализ науки

Настоящих ученых очень мало.
Астроном И.С. Шкловский

Наука как объект (или феномен) тоже должна быть предметом научного анализа. Хорошее введение в научный анализ науки дает книга Томаса Куна «Структура научных революций» [1]. Данный текст с анализом науки основан на моем сорокалетнем опыте работы в нескольких научных областях и в разных странах, в результате чего я опубликовал больше ста научных статей и три монографии. В понимании науки как феномена важную роль играет история науки. Здесь я тоже имею неплохой опыт, опубликовав шесть научно-популярных книг про великих физиков, астрономов, химиков, биологов и других ученых (последнее переиздание этой серии вышло в виде трехтомника [2-4]).

I.1. Классификация науки и ее результатов
Что такое наука? Науку можно классифицировать по уровню результатов и по виду деятельности (специализации). Введем АБС-классификацию науки по уровню:

А-наука (Абсолютная, настоящая наука):
1. Открытие новых экспериментальных или наблюдательных фактов. Они могут подтверждать существующие теории или противоречить им, вызывая потребность в создании новых теорий.
2. Создание новых теорий и моделей для описания максимального набора эмпирических фактов. Получение из существующих теоретических моделей следствий, которые можно проверить экспериментально или применить на практике.

Наука класса А – это основа прогресса цивилизации, живительный источник для прикладных наук и инженерии. К А-науке относится менее (или гораздо менее) 10% от публикуемых результатов.

Б-наука (Бизнес-на-науке)
1. Разработка теорий и моделей, не имеющих отношения к реальному миру, или не основанных на новых фактах (примеры, актуальные на начало 21 века: неэйнштейновские теории гравитации и теория струн).
2. Повтор предыдущих теоретических моделей с несущественными вариациями, не приносящий нового знания (пример – см. историю о «магическом законе» распределения частиц планетных колец из Послесловия к Приключению I).
3. Безуспешный эмпирический поиск, основанный на неправильных теориях (пример – поиск частиц темной материи).
4. Несущественные повторы или подтверждения предыдущих эмпирических результатов.

К этой категории науки относится подавляющее большинство статей, публикуемых в современных журналах. К сожалению, во многих случаях, нельзя заранее сказать, к какому классу результатов относится публикуемая статья. Это проясняется только годы спустя. Теория инфляции относилась в момент своего создания к А-науке, но спустя десятилетия, обремененная все новыми гипотезами и отсутствием эмпирических подтверждений, опустилась в класс бизнес-науки.

С-наука (Серая имитация научной деятельности)
1. Неверные теоретические модели, основанные на математических ошибках или на ошибочных физических посылках.
2. Плагиат.
3. Фальсификация экспериментальных или наблюдательных фактов.

Таких C-результатов в науке все еще меньшинство, но тревожит, что процент такой «науки» стремительно растет. Фальсификации диссертаций расцвели не только в гуманитарных науках, но и в экономике, медицине и других областях. В экспериментальной биологии возник даже кризис воспроизводимости лабораторных результатов, которые публикуются второпях, с натяжками и даже с подгонкой результатов из-за бешеной погони за грантами.

I.2. Основные проблемы науки
Главная проблема современной экспериментальной науки – это недостаток финансирования. Но и с существующими скромными возможностями, экспериментаторы и наблюдатели делают великие открытия. Вторая проблема экспериментальных исследований – слабое теоретическое обоснование, что вызывает расход средств на бесперспективные проекты – такие как поиски элементарных частиц темной материи.
Главные проблемы мировой теоретической науки: отсутствие независимости у ученых и оторванность теории от экспериментов и наблюдений. Эта оторванность порождает проблему критериев теоретических работ. Если наблюдательное подтверждение теории перестает быть базой для оценки теоретической работы, то условиями успешности работы (и карьерного продвижения) молодого теоретика становится бесхребетность и соответствие мнению большинства. Теоретики становятся зависимыми друг от друга, и это фатально сказывается на их работе. Прогресс теоретической науки всегда заключался в систематической смене старых и широко распространенных (особенно среди пожилых мэтров) теорий на новые, выдвинутые, как правило, молодыми учеными. Но в современной науке молодой специалист для выживания должен иметь множество друзей и минимальное (лучше всего – нулевое) количество недоброжелателей. В этих условиях развивать новую теорию, которая должна опровергнуть старую и общепризнанную – самоубийственно.

Гувернантка девятнадцатого века должна была предоставить одно рекомендательное письмо от предыдущих хозяев – иначе ей нового места не видать. В современном мире, для получения работы в университете или научном центре, молодой ученый должен предоставить три рекомендации от маститых ученых. Иногда просят пять рекомендаций, и я видел объявление о работе, которое требовало предоставить семь рекомендательных писем. Современные ученые оказались более зависимы, чем гувернантки 19 века! Но позиция в университете – это еще не счастливый конец. Для выживания и продвижения по служебной лестнице - от постдока до профессора, ученый должен все время получать гранты и публиковать статьи. Если заявка на грант не получает от всех анонимных рецензентов высшей оценки – она проваливается. Поэтому даже один недоброжелатель легко утопит самый сильный проект. Г. Бирнбаум, профессор американского университета, в мартовском номере журнала «Physics Today» за 2002 год, пишет о том, что он, будучи рецензентом чужого проекта, может заблокировать исследование конкурентов за 10 минут, дав плохой отзыв. В свою очередь, его проект, на который он потратил 1-2 месяца работы, тоже легко отвергается «независимо от его содержания».

Поэтому бесконфликтность (по крайней мере, явная) - это непременное условие для публикаций в журналах, поиска работы и получения грантов. Естественно, что этой бесконфликтности невозможно достичь при выдвижении новой теории, которая непременно обидит кого-нибудь из сторонников старой теории; поэтому молодые ученые, как правило, участвуют в развитии самой популярной, мейнстримной модели. Она может быть правильной или нет, но она является условием выживания и жизненного успеха.

О кризисе мировой теоретической науки говорят многие специалисты [5-8]. За прошедшие после Ньютона три с лишним века, в теоретической физике и астрономии не было такого бесплодного периода как за последние 40 лет, на переломе двух тысячелетий, хотя щедрое современное финансирование этих областей несопоставимо с уровнем хотя бы столетней давности.
Кто-нибудь возразит, что ежегодное мировое количество выпускаемых теоретических статей исчисляется десятками тысяч, что цитируемость статей и индексы Хирша многочисленных теоретиков зашкаливают. Возражу в ответ, что прогресс теоретической науки ни в коем случае не измеряется количеством опубликованных статей, ссылок или какими-либо индексами. Она измеряется количеством выдвинутых теорий, объясняющих непонятные ранее наблюдения или позволяющих предсказать новые эффекты и создать новые практически полезные устройства. Например, теория гравитации Эйнштейна, выдвинутая в 1915 году, предсказала открытое в 1919 году искривление световых лучей в поле Солнца и позволила создать первые реалистичные модели Вселенной к 1922 году. Теория распада атомов урана (1938 год) позволила построить первый атомный реактор уже через 6 лет, в 1944 году. Чем фундаментальнее теория, тем больше наблюдений или экспериментов она может объяснить и тем большей прогностической силой обладает. Современная мировая теоретическая наука сейчас остановилась: например, в планетологии модель образования Луны застряла на теории мегаимпакта (1978 год), космологии увязла в теории инфляции (1981 год), а физика элементарных частиц попала в тупик теории струн, которая формально успешно развивается уже полвека, но не имеет никаких экспериментальных подтверждений [6]. Прогресс в теоретической науке почти остановился, невзирая на то, что число теоретиков выросло с начала 20 века до начала 21 века в сотни раз.

I.3. Классификация ученых
Наука неотделима от ученых, поэтому классификации подлежат и они.
Когда я был молод, то считал, что есть такая профессия - «ученый». После сорок лет работы в науке, я осознал, что под этим термином скрываются два разных понятия: ученый-«романтик» и ученый-«бизнесмен». Их профессиональная деятельность приблизительно соответствует А-науке и Б-науке. (Мы не рассматриваем жуликов, которые занимаются С-наукой и которых вообще нельзя считать учеными). Эти классы ученых принципиально отличаются по балансу интересов науки и личных интересов. У «романтика» наука часто на первом месте, у «бизнесмена» - всегда на втором. Ученый-«романтик» пытается найти нечто новое, что никто раньше не находил, и надстроить здание науки на собственный кирпич, получив от этого неизгладимое эмоциональное переживание и чувство гордости. Конечно, одновременно «романтик» старается заработать на этом деньги, так как у него обычно есть дети, которых надо кормить. Для ученого-«бизнесмена» свои личные интересы и карьера на первом плане. Это только в честном соревновании самый быстрый бегун получит приз, а самый талантливый ученый получит признание. В бизнесе ситуация обратная: если вы со своими свежими пирожками пришли на рынок, то не рассчитывайте на то, что торговцы залежалым товаром радостно потеснятся. Как сформулировал Р. Фейнман: «В науке учишься нормальной целостности и честности. …В торговле наблюдается недостаток честности» [9].

После второй мировой войны, в США и в других странах появилось множество ученых, а также обильные финансовые ресурсы, распределяемые «демократическим голосованием» экспертов. Согласно законам самоорганизации открытых систем, в которых существуют внешние финансовые потоки, ученые-«бизнесмены» сформировали сообщества, оптимальные для их участников - не по повышению их научной производительности, а по внутреннему распределению денежных средств.
Ученых-«бизнесменов» особенно много в теоретической науке, где успехи редки, а критерии правильности теории размыты - в отличие от экспериментальных областей, где есть четкие количественные параметры прогресса, как в точности и количестве полученных результатов, так и в параметрах используемых приборов – размер зеркала телескопа, максимальная наблюдаемая звездная величина, разрешение матрицы и т.д.

«Бизнесмены» тормозят или останавливают неугодные им (то есть, конкурирующие с ними) теоретические исследования на всех этапах и всеми доступными средствами: на стадии финансирования, на стадии публикации и обсуждения, на стадии включения модели в научный обиход. Эта практика привела к тому, что во многих областях науки самые популярные модели канонизировались и стали непогрешимыми монополистами. Теоретическая наука, слабо завязанная на эксперименты и сильно зависящая от персон, стала не поиском истины, а обычным бизнесом, как продажа подержанных автомобилей или модных штанов.

Как результат, главными новаторами в мировой теоретической науке оказываются обычно ученые из Европы, где иерархия научных отношений менее жесткая, чем в США (например, в статье, опубликованной в европейском журнале Nature, израильская аспирантка Ралука Руфу с соавторами опрокинула лунную теорию мегаимпакта, неприкасаемую в США [10]). Бунтарями иногда выступают отдельные американские мэтры, которые достигли такого положения, что им уже не страшна неприязнь остальных коллег: так профессор Принстона П. Стейнхард и профессор Гарварда А. Лоеб объявили космологическую теорию инфляции непроверяемой псевдо-наукой [11], чем вызвали мощную волну негодования космологов из квантового большинства.

Выдающийся физик и Нобелевский лауреат Филип Андерсон так сформулировал условие успешности работы теоретика, одновременно отметив ее трудности: «Теоретик должен отказаться от испытанных и верных процедур и проявить вкус и суждение; он должен покинуть привычные, проторенные пути и должен быть креативным, а это умение не преподается в университетах и не поощряется Национальным научным фондом и другими финансирующими организациями» [12].
Но потеря финансирования не единственная проблема, которая стоит перед теми учеными, кто высказывает не общепринятые мысли. Питер Войт, математик из Колумбийского университета (Нью-Йорк), бескомпромиссно критикует теорию струн и многие стороны современной фундаментальной физики (вернее, современного сообщества физиков). Он написал книгу об этом "Not even wrong" («Даже не неправильно») [6] и ведет блог о науке: http://www.math.columbia.edu/~woit/wordpress/. Сабина Хоссенфельдер, физик из Германии, написала книгу с критикой современной космологии, теории инфляции, мультивселенных, а также проекта нового суперколлайдера ("Lost in math" - "Заблудившиеся в математике") и тоже ведет блог о физике: http://backreaction.blogspot.com/. Сабина и Питер критикуют популярные мейнстримные теории, потому что считают это важным и нужным для науки. Они делают это, невзирая на оскорбления, преследования и даже угрозы физической расправы от многочисленных комментаторов - например, Питера Войта всерьез сравнили с террористом. Ведь речь идет об огромных деньгах и о судьбах тех, кто получает эти деньги. Например, в ответ на критику Сабины нового ускорителя за 20 миллиардов, который должен искать неизвестные частицы без какого-либо теоретического обоснования, выдвигается такое рассуждение: если мы не протолкнем этот многолетний проект, то деньги уйдут на военные (и т.д.) нужды, а значительная часть сообщества ученых останется без поддержки.

Возникает естественный вопрос: почему бы не построить за эти деньги установку, которая точно даст научный результат? Например, наземный телескоп или детектор гравитационных волн. Но проблема (безусловно, реальная) в том, что эти проекты уже не «квантовые» и не смогут кормить уже существующее огромное сообщество квантовых специалистов. Это означает для них потерю работы и переквалификацию. Фактически, вместо интересов науки на первый план выступают личные интересы отдельных сообществ ученых, а научные проекты становятся аналогом щедрого пособия по безработице. Научные сообщества создавались для того, чтобы они работали лучше, чем группа независимых индивидуалов. Но в теоретической области такая организация науки потерпела фиаско: теоретическая физика движется отдельными учеными со своим, нестандартным взглядом на вещи, а сложившиеся коллективы в первую очередь беспокоятся о своем выживании. Поэтому теоретические научные сообщества любого вида и рода стали тормозом теоретической науки.
Изучив историю многих научных открытий, от Архимеда и Птолемея до наших дней, могу отметить, что в любую эпоху и в любой области науки были периоды господства неверных идей, в которые верили практически все ученые на протяжении веков, а то и тысячелетий – пока рано или поздно, кто-то не открывал правильную теорию. Не думаю, что современная наука и процент неверных теорий в ней чем-то принципиальным отличается от науки прошлых веков. Хотя уровень наших знаний гораздо выше, но и задачи, которые стоят перед теоретиками, стали гораздо сложнее – в первую очередь из-за недостатка эмпирических данных. Так что периоды, когда совершенно неверные теории правят бал в течение десятилетий даже на перевале 20 и 21 века – это совершенно типично для науки. А вот истовая вера в теории, которые еще не доказали на опыте свою правильность – это уже нетипично, это атавизм из времен аристотелевской физики, заметный откат от научной методологии, рожденной во времена Коперника и Галилея. В современной теоретической науке даже возникла тенденция полного избавления от «цепей» экспериментальной или наблюдательной верификации. Некоторым научным сообществам хочется создавать теории, не оглядываясь на опыт. И это смертельно опасно для теоретической науки. Растущее количество математики не обязательно делает физическую теорию лучше, а вот уменьшение числа наблюдений, которое она объясняет, обязательно делает эту теорию хуже. Если отказаться от опытной верификации, то наука остановится, потому что не будет никакого рационального критерия для выбора лучшей теории.

«Романтик» в науке ищет ответы на интригующие вопросы, а «бизнесмен» в науке в первую очередь заботится о поддержании своего статуса, ему важен не ответ, а долгое и оплачиваемое движение к ответу. Безусловно, многие «бизнесмены от науки» не считают себя таковыми, но их сфокусированность на личных интересах и на выживании в науке делает их негибкими, неспособными к анализу альтернатив и дальнейшему продвижению науки. «Романтики» ищут истину всегда, «бизнесмены» перестают быть искателями истины сразу, как только они находят хорошо финансируемую нишу. Они никогда не выйдут из нее добровольно, в отличие от «романтиков», которых гонит вперед любопытство. Если у «бизнесменов» и появляются сомнения в своей правоте, то они успешно подавляют эту мысль. Работают они обычно внутри своей исследовательской ниши, всячески стараясь ее не разрушить. Внутри этой зоны комфорта они будут гореть глазами, фонтанировать экстазом и воодушевлением любого градуса. Но этот пиар-энтузиазм не делает их «романтиками» в том смысле, какое в данном тексте вкладывается в это понятие. Любой продавец проявляет такой же энтузиазм и оптимизм, пытаясь продать подержанный автомобиль или залежалый матрац.

Эйнштейн стал знаменитым в 1919 году, благодаря специальной и общей теории относительности, а также искривлению света звезды возле Солнца, измеренному Эддингтоном. Получив через три года Нобелевскую премию, Эйнштейн мог до конца жизни наслаждать достигнутым успехом и славой. Тем не менее, Эйнштейн, сдержанный и педантичный в обычной жизни, но безусловный «романтик» в науке, смело начал новый поиск: разработку единой теории поля, которая должна была отменить его собственную общую теорию относительности. Этот «романтический» поиск сделал его изгоем в среде профессиональных теоретиков, в большинстве – «бизнесменов».

I.4. Иллюстрации кризиса: Хорган и Арнольд.
Сообщества ученых-«бизнесменов» характеризуются безудержным фантазированием внутри своей парадигмы, оторванным от наблюдений или экспериментов; невосприимчивостью к альтернативным точкам зрения; отсутствием дискуссий и самоуверенностью; игнорированием чужих результатов; сокрытием истинного положения вещей, а также широким использованием административного ресурса в борьбе с научными соперниками. Это вызывает падение результативности науки, рост ненаучных критериев (типа индекса Хирша) и недоверие общества к ученым.
Этим тезисам можно найти множество подтверждений.

Легендарный научный журналист Джон Хорган, автор известной книги «Конец науки» [5], интервьюировал Стивена Хокинга и Томаса Куна, нобелевских лауреатов Фрэнсиса Крика и Филипа Андерсона и многих других видных ученых. Хорган, будучи хорошо образованным человеком, не является ученым, поэтому имеет независимый взгляд на науку. В главе «Конец космологии» он рассказывает о поездке в 1990 году в Швецию на престижный Нобелевский симпозиум по космологии, где выступали Хокинг и другие видные ученые. Выступление Хокинга показалось ему «совершенное нелепым». «Червоточины? Вселенные-детки? Бесконечномерное суперпространство теории струн? Это казалось больше научной фантастикой, чем наукой». Примерно такое же ощущение оставило у Хоргана и вся конференция, где лишь немногие доклады имели отношение к телескопическим наблюдениям космоса. «Но многие доклады касались вопросов, безнадежно оторванных от реальности, от любых возможных эмпирических тестов. Какой была Вселенная, когда она имела размер баскетбольного мяча, или горошины, или протона, или суперструны? Какое влияние на нашу вселенную оказывают все другие вселенные, связанные с ней червоточинами? Было что-то грандиозное и смехотворное в том, что взрослые мужчины (женщины не присутствовали) спорили о таких вопросах».

Хоргану приходилось напоминать себе, что тут собрались «чрезвычайно умные люди» или, как писала о них местная газета, «величайшие гении мира». Он выполнил свою задачу научного журналиста и постарался написать так, чтобы выступления Хокинга и других ученых выглядели правдоподобными. Но он признался: «Но иногда самые умные научно-популярные статьи оказываются самыми нечестными. Моя первоначальная реакция на Хокинга и других участников конференции была до некоторой степени уместной. Многие вещи в современной космологии, особенно ее части, вдохновленные едиными теориями физики элементарных частиц и другими эзотерическими идеями, действительно абсурдны. Или, скорее, это ироническая наука, наука, которая не поддается экспериментальной проверке или подтверждению даже в принципе и поэтому вообще не является наукой в строгом смысле слова. Ее основная функция - держать нас в трепете перед тайнами космоса» [5].

Интересная беседа состоялась у Хоргана в Калифорнии с инфляционистом Андреем Линде. «Линде предположил, что наша собственная вселенная могла быть создана существами из другой вселенной, и такие физики, как Линде, в своих неуклюжих попытках разгадать законы природы, на самом деле пытаются расшифровать послание от наших космических родителей». «Его улыбка, однако, исчезла, когда я задался вопросом, какое послание может быть заключено в нашей вселенной. «Похоже, - сказал он с тоской, - что мы недостаточно взрослые, чтобы это знать». Линде стал еще более угрюмым, когда я спросил, беспокоился ли он когда-нибудь о том, что вся его работа может быть - я изо всех сил пытался найти правильное слово - чушью. «В моменты депрессии я чувствую себя полным идиотом, - ответил он. - Что, если я играю с очень примитивными игрушками?» …Видимо, Линде полагал, что его цель как физика не в том, чтобы добиться окончательного ответа… а в том, чтобы продолжать двигаться… Линде боялся мысли об окончательности» [5].

Явный признак «бизнеса на науке» - практическое отсутствие научных споров и публичных дискуссий. Вот типичная история, которую я сам наблюдал на международной гравитационной конференции в США в 2006 году. Итальянский профессор излагает свою неэйнштейновскую теорию гравитации (их насчитываются многие сотни) и приводит новую формулу для торможения двойных звезд гравитационным излучением, которая дает величину эффекта в два раза отличную от эйнштейновского расчета. Все американцы вежливо молчат. Не выдерживает гравитационист Леонид Грищук, давно живущий в Англии, но воспитанный в российских (вернее, советских) академических традициях. Он встает и прямо заявляет, что теория докладчика неверна, потому что эйнштейновское выражение проверено наблюдениями с точностью 1%. Немая сцена. Выступление Грищука типично для московских семинаров и немыслимо для американских, потому что на Западе острые научные дискуссии особенно опасны для спорщика, порождая ему врагов, славу скандалиста и провалы в финансировании.

Это только у «романтиков» в спорах и в сравнении с экспериментами рождается истина или понимание, какая научная модель лучше. Для «бизнесмена» ответ очевиден заранее: лучший продукт – это мой продукт. И нечего тут спорить. Но наука – это не бизнес. Развитие научного мировоззрения имеет свои жесткие принципы, нарушение которых карается незамедлительно. Из отсутствия дискуссий и реальной конкуренции теорий, как механизмов научного прогресса, автоматически следует низкий уровень теоретических моделей, предельно замедленная их эволюция, подстегиваемая лишь потоком наблюдений, а также близкая к нулю предсказательность. Жизнь ученых, нарушающих принципы научного познания, обесценивается, как и плоды их труда. Бизнес на науке, который стал доминировать, - это раковая опухоль, которая убивает саму науку: она перестает нормально функционировать, застревает в тупиках, становится имитацией научной деятельности, скатывается к предельно злокачественной опухоли в виде C-науки.
Один из главных признаков «бизнеса на науке» - игнорирование чужих успехов, возвеличивание своих и нетерпимость к конкурентам. Главное в любом бизнесе - продать свой продукт, даже если он подгнил. Игнорирование чужих работ, противоречащих собственным, в теоретической науке не случайность, а традиция, которая была заложена давно. В 1950-х годах физик Дэвид Бом, отталкиваясь от идей Эйнштейна, предложил дополнение традиционной квантовой теории, чтобы решить проблему измерения. Вернер Гейзенберг, один из пионеров квантовой механики, счел теорию Бома «избыточной идеологической надстройкой», а бывший наставник Бома Роберт Оппенгеймер раздраженно сказал: «Если мы не можем опровергнуть Бома, то мы должны согласиться игнорировать его». Это именно Оппенгеймер пренебрежительно сказал про Эйнштейна: «Полный ку-ку!» - и, как известно, физическое сообщество успешно игнорировало работы Эйнштейна в течение последних 30 лет его жизни и даже не побеспокоилось об издании собрания его сочинений, чем науке был нанесен огромный ущерб (см. Приключение 13).

Основной принцип научной работы: обзор предыдущих попыток решения проблемы, рассмотрения их неполноты, и только после этого - предложение своего решения. Отсутствие ссылок на работы предшественников считалось в академической среде моей молодости признаком профессиональной непригодности. Такой ученый нарушает один из главных принципов функционирования науки – последовательное накопление результатов, заодно демонстрируя личную непорядочность. Если ты не сравниваешь свои результаты с предшественниками, то ты не ученый, а просто имитатор.
Игнорирование «чужаков» и отсутствие ссылок на них идет рука об руку с плагиатом. Великий математик Владимир Игоревич Арнольд, рассказывая в своей книге о математической конференции в Англии, описал такую ситуацию: «Докладчик… ни слова не сказал в своем докладе о предшествовавшей работе российских авторов (это стандартная западная технология, вплоть до реклам нобелевских премий или филдсовских медалей: не сослаться на российских предшественников совершенно безопасно для репутации эпигона, даже если он просто переписал русскую работу)» [13]. На той конференции В.И. Арнольд тут же разоблачил недобросовестного докладчика. Но ведь Арнольд бывал не на всех конференциях!

Нередко «бизнесмены» идут на элементарный обман и фальсификацию научных результатов, скатываясь на С-уровень науки (что совершенно немыслимо для «романтиков», работающих на вечность и ищущих абсолютную истину). Бизнесмены от науки также часто идут на сокрытие информации, которая наносит ущерб их личным интересами. Такое заметание трудностей «под ковер» в области науки или техники всегда чревато, даже катастрофами.
Широко известна история с некачественным автопилотом для самолетов «Боинг-737 Мах». О проблемах софта знали некоторые специалисты, но они побоялись высказать свою точку зрения из-за страха быть уволенными менеджерами компании. В результате произошло две катастрофы 2018 и 2019 годов, унесшие жизни 346-ти человек, запрет на полеты всех самолетов этого типа и колоссальные убытки для корпорации «Боинг».

В 1986 году, перед стартом шаттла «Челленджер» в условиях минусовой температуры, инженеры предупреждали, что резиновые уплотнители ускорителей не испытывались при температуре ниже +12 цельсиев, и что запуск в таких условиях опасен. Менеджеры пренебрегли мнением инженеров и настояли на полете, чтобы успеть до важной речи президента США. Уплотнитель при старте не выдержал, шаттл взорвался, и семеро астронавтов погибли. Космическая программа США была заторможена на много лет. Как сказал Нобелевский лауреат Р. Фейнман, расследовавшей причины катастрофы: «дело было не просто в том, что из строя вышли уплотнители, а в том, что из строя вышел кое-кто из начальства» [9].