Array

Ещё одна суббота в картинках в стиле Фэйсбука. Свой Первомай я открыл  выставкой «Даёшь Кузбасс!» в Новой Третьяковке. Компактная подборка  живописи и скульптуры из Музея изобразительных искусств Кузбасса и  Новокузнецкого художественного музея скомпонована и оформлена на «пять». Выставку свернут через 10 дней, так что спешу запечатлеть для вас.

Ныне весь Кузнецкий угольный бассейн — депрессивный упитой регион, а с  30-х по 70-е здесь всё клокотало. Простые и ясные цели созидательного труда, полные решимости и уверенные в своих силах и в своём будущем молодые лица, неотесанная чувственность сурового пролетарского тела — всему этому верили, всё это воодушевляло.

Алмазный блеск антрацита, кипящий металл в доменных печах, липкий пот и антракозные лёгкие... — пафос и трагедия трёх поколений сталеваров и угольщиков, пропетые под «Марш энтузиастов».

Имя скульптора Бориса Плёнкина накрепко сплавлено со Сталинском (так назывался с 1932 по 1961 г. Новокузнецк). Помимо целой галереи бронзовых металлургов, Борис Алексеевич является автором одного из символов города — памятника Маяковскому (его же вариант стоит с 1976 года в Питере). Поэт, посетивший в 1929-ом грандиознейшую стройку первой пятилетки, посвятил будущему городу своё знаменитое стихотворение «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка» с пророческим рефреном «Через четыре года здесь будет город-сад!»

Открывают выставку одни из главных её героев — шахтёры Ильи Гапонова, выписанные малярным мазком кузбасслака — раствором каменноугольного пека, полученного при разработке горных пород на Кузбассе. Художник наполнил этот антикоррозионный материал новым метафорическим  содержанием: кузбасслак производится из каменноугольного битума, а    каменный уголь в свою очередь — состоит из подвергшихся метаморфозу   древних древовидных плаунов и хвощей девонского периода, произраставших на Земле сотни миллионов лет тому назад. Так что из этой охристо-коричневой гаммы проявляется не только образ советского прошлого, но и гораздо более древняя история, скрытая в недрах кузбасской земли — мир, существовавший задолго до нас.

Плакат посвящен масштабной государственной кампании по объединению Урала и Западной Сибири в единый промышленный массив — Уралокузбасс или Урало-Кузнецкий комбинат. В начале 30-х в Магнитогорске и  Новокузнецке были построены металлургические заводы-гиганты и руда Урала начала выплавляться на угле Кузбасса. Кузнецкий металлургический комбинат отгрохали по проекту американской фирмы Freyn Enginering. Стремительная стройка за тысячу дней стала возможной только с привлечением огромного количества дешёвой рабсилы. Больше половины рабочих Кузнецкстроя составили заключенные и спецпереселенцы, в основном — раскулаченные в ходе коллективизации крестьяне. Но плакат Дейнеки обращен не к ним. Охваченные трудовым энтузиазмом, тысячи людей, в основном комсомольская молодёжь, вливались в стройку века. Кузнецкстрой, как и вся программа индустриализации СССР, стал одним из тех титанических проектов, к которым сегодня невозможно относиться однозначно: преобразование страны было щедро оплачено жизнями людей. Вспомнил титана Сатурна, пожирающего своих детей Гойи из Музея Прадо...

Монументально-величественные, словно высеченные из  камня, волевые, гордые и одухотворенные лица молодой семьи рабочих предстают перед зрителем со спокойным достоинством. Крошечная веточка белой сирени в руке женщины — трогательное пятнышко надежды и нежности на "суровом стиле".

Вариант советской Троицы.

Грабарями называли разнорабочих, как правило, выходцев из крестьян, совмещавших труд землекопа и коновода. Это их руками был вырыт огромный котлован под Кузнецкий металлургический комбинат. Около 14 миллионов кубометров почвы вывезли они на своих телегах. Фоном для Троицы служат почти иконописные горки с неисчислимым множеством людей,  лопатами перекраивающих рельеф земли. Интересно,  что все в белом — словно в саванах закапывают себя и свои лучшие годы.

Показательно, что на передний план выдвинут не устремленный в будущее  юноша, а средовек с опять же иконописными чертами лица, которое  выражает скорее безграничное терпение, нежели воодушевление.

Очень живописное полотно. Суровый стиль, прописанный смелыми пастозными мазками жизнерадостных красок. Пригретые мартовским солнцем свежесрубленные жилища благоухают сосновой живицей.

Ещё одно лицо «сурового стиля» — волевой подбородок, словно в камне рубленные скулы, обращенные к зрителю умные глаза и немного нахмуренные брови.

И здесь чувствуются отголоски «сурового стиля» 50-60-х, однако уже без назидательной плакатности. В лице женщины читается гордость за свою насыщенную тяжёлым трудом жизнь. 

Творческий путь художника под стать биографиям героев его полотен, он начался раньше, чем у других кузбасских художников. В довоенные годы,  когда в Кузбассе только появились первые изостудии, он занимался в  одной из них – при Клубе поверхностных цехов. В 1934 году юный художник стал участником выставки, организованной по  инициативе Кемеровского ГОРОНО, и занял там первое место. В 1936-м его работы уже выставлялись на краевой выставке работ начинающих художников Западной Сибири в  Новосибирске и на II Всероссийской выставке самодеятельных художников в  Москве.

Потом был случай, выпадающий в жизни лишь раз. В 1936 году в Кемерово из Ленинграда, где училась, приехала знакомая Павла Чернова, жившая с ним по соседству. Елену поразили работы друга, и она решила показать их профессору К. М. Лепилову — первому директору Средней художественной школы при Всероссийской  Академии художеств. Вскоре оттуда пришел вызов, и Чернов уехал учиться в северную столицу.

за три года методика академического обучения и благодатная атмосфера изменили Чернова неузнаваемо: из провинциального самоучки он вырос в грамотного художника. Достаточно посмотреть на его рисунки тех лет: довоенные зарисовки животных и фронтовые портреты однополчан.

После войны Павел восстановился на 1 курс отделения станковой живописи в  Ленинградском институте им. И. Е. Репина. По окончании вуза, в 1951 году, Чернов вернулся в Кемерово и стал  единственным из кузбасских художников, получившим высшее специальное образование. Да еще в самом престижном художественном вузе страны! Тогда ему не было равных, его авторитет был  неоспорим, у него учились. 

Неизменным пристрастием Павла Чернова оставались натюрморты, однако главными в искусстве художника все-таки были портреты. Их подавляющее большинство, и они разноплановы. Это портреты однополчан, шахтеров, механизаторов, птичниц, доярок, овощеводов...  — и они лучшие в творчестве мастера.

Высеченный в граните лик Гэсэра — покровитель воинов, главного героя тибетской и монгольской мифологии, а по совместительству глава Ночного дозора писателя-фантаста Сергея Лукьяненко. Скульптура открывает тему этнического колорита народов Саяно-Алтайской горной области.

Типизированный портрет — любимый жанр Александра Кирчанова. Салаирский кряж — горный район Кемеровской области с его коренным  населением — телеутами. Гордая посадка головы и прямой открытый взгляд — узнаваемые черты «сурового стиля».

«Шорский  натюрморт» (см. крупный план) — многокрасочный праздничный наряд шорцев — одной из самых маленьких народностей России алтайской группы из северных предгорий Алтая и Кузнецкого Алатау. Именно из уважения к ремеслам шорцев, которые умели мастерски выплавлять руду и обрабатывать  металл, назвали этот край Кузнецком пришедшие сюда в 17 веке казаки.

Аркадий Акцынов, супруг художницы Людмилы Акциновой, попытался воссоздать старинный Кузнецка. Деревянные дома и мостовые, женщины в длиннополых одеждах, в отдалении — стены крепости. В 1931 году Кузнецк, возникший в начале 16 века, присоединили к Новокузнецку, образованному из нескольких поселков рабочих Кузнецкстроя, — возник новый город. Ничто не предвещает индустриального будущего тихой русской глубинке. На переднем плане, как монашенки в черных клобуках, толпятся купола Преображенского собора. Мотив и декоративная манера исполнения напоминают живопись Аполлинария Васнецова и Константина Юона начала прошлого века.

Сияющий зерном снежно-белого мрамора алтайский карапуз (см. крупный план). Ниже пейзаж Ивана Юшкова:

Смоляно-блестящий, словно бликующий антрацит, грубые шахтерские  рукавицы-верхонки и костерки гладиолусов — натюрморт-тризна наводит на  философские размышления о цене и ценности трудовых рекордов.

В  1911-м сын тульского священника Василий Рождественский вместе с  товарищами по училищу организовывал одно из первых творческих  объединений русского авангарда, общество «Бубновый валет». Художника  считают «тихим бубнововалетцем», ибо ему был совершенно чужд эпатаж, который был частью стратегии самых активных членов «Бубнового валета» как в искусстве, так и в публичном поведении. Главными авторитетами для него были Михаил Врубель и Поль Сезанн, — довольно необычная пара, но в его творчестве различима роль каждого из них. Материя представлялась Рождественскому одухотворенной и он стремился выразить это в вибрациях свето-воздушной среды, в мерцании цвета. Изображая блюминг кузнецкого металлургического завода, — огромный, тяжелый стан, на котором осуществляется один из этапов сталепрокатного процесса, — он старается наглядно представить его устройство. Однако передача средствами живописи жара раскаленной стали, огнедышащего жерла печи и обволакивающей цех белесой пелены пара является для него куда более увлекательной задачей. В результате люди смотрятся не великими героями труда, а единым целым с адским механизмом.

Человечки-мураши на фоне почти сказочного гибрида римской колоннады и избушки на курьих ножках.

Начал скульптурами Бориса Плёнкина, им же и завершаю свой рассказ.  Олицетворение сурового стиля. «Я знаю — город будет, Я знаю — саду  цвесть, когда такие люди, когда такие люди в стране советской есть!»