Копии как оригиналы

Сейчас работает порядок смотрения/чтения, а не порядок изобретения. Речь вот о чем. До недавнего времени культура состояла из классики и добавленных к ней "новых современных произведений". Там была сложная игра, в которой часть прежних новых забывалась, часть вписывалась в классику, классика становилась многослойной - не будем касаться всей этой сложной кухни. Классика - это, конечно, та совокупность произведений, которые известны "всем". То есть все квалифицированные потребители культуры классику знают, а неквалифицированные маргинальны. В этой ситуации есть великие творцы каких-то новых изобретений в искусстве. Кто-то создает оригинал, за ним тянется хвост копиистов-подражателей. И из самой ситуации общеизвестной классики (повторю: общеизвестной, хотя она была известна полутора процентам населения, но прочие проценты были элементарно неграмотны) вытекало положение: мы ценим первое, оригинальное осуществление, сделанное великим мастером. А что потом печатают на обертке для мыла - это уже не важно. Тем самым зрительское восприятие следовало хронологии творимого. С всевозможными отклонениями, о которых можно говорить бесконечно, но дело не в деталях. То есть мастер впервые открывал некий прием, свежую сцену, архетипическую ситуацию и т.п., а читатель/зритель знал, что именно вот это - великий оригинал, а вон то - хоть и выглядит поновее - всего лишь повторение, с такими-то искажениями.

Мир изменился. Исчезли социальные слои, воспроизводящие обучение с опорой на классику. Исчезло понятие классики, уничтоженное омассовлением образования, унификацией, демократизацией и прочими важными процессами. Больше нет общеизвестного запаса произведений, которые все знают и, опираясь на которые, можно разговаривать и передавать мысль. И больше нет унифицированной публики - зрителей/читателей, есть множество равноправных традиций, у каждой свои кумиры. К чему это приводит? В качестве оригинального открытия воспринимается нечто принципиально вторичное.

Поскольку больше нет классики с признанным порядком открытия чего-либо, истинной хронологией выступает порядок смотрения каждого читателя. Или порядок смотрения, утвержденный и признанный в кружке ценителей некой локальной традиции. И оригинальным открытием, значимым для всей ведомой культуры выступает теперь некая локальная точка, в которой данный зритель (или данный кружок зрителей) увидели нечто. В самой ясной форме это можно видеть, когда, например, человек, который посмотрел фильмы про Гарри Поттера, считает открытием некую сюжетную ситуацию или образ героя - и отказывается признавать, что это взято из книги: он вообще почти случайно узнал, что там еще какая-то книга была и не читал ее. И потому строит длинные рассуждения о новаторстве, опирающемся на некий поворот в фильме.

(c) zh3l

Эта же ситуация повторяется раз за разом и в значительно больших масштабах. Люди помнят "старые фильмы", которые для них стали "классикой", и отмечают в них открытия и "впервые достигнутые архетипические повороты" или героев - хотя вообще весь жанр являлся, допустим, пародией на более старые фильмы, которые заимствовали сюжеты из более старой литературы и т.п. Люди смотрят аниме и отмечают как важнейшие, впервые найденные образы то, что является множество раз воспроизведенным, заезженным штампом - только в других искусствах, в кино, в литературе. Защита мнения об оригинальности может протекать разными путями - ну, например, указанием, что при распространенности и значимости аниме первое предъявление в этом жанре много значительнее, чем какие-то там предшественники в книгах многосотлетней давности (да кто же их читал, это же практически никому не известно, не так ли). Не важно, как будет обосновываться оригинальность в конкретном споре - это дело техники. Внутренняя убежденность в оригинальности основывается на понятной читательской (зрительской) установке: я впервые увидел это в таком-то аниме, а я аниме знаю хорошо. Значит, это было великое аниме, там впервые показана такая-то великая вещь. То, что это банальнейший штамп - не имеет отношения к делу для того, кто в принципе почти не знаком со сферой оригиналов.

Возникает ситуация, когда все чаще, закономернее и раз за разом в качестве оригиналов в культуре работают копии копий. Ситуация для каждой кучки зрителей переворачивается: всякий раз оригиналы оказываются близко, вот только недавно данная традиция, жанр или иное подразделение - только недавно там произошла революция, потому что впервые показано вот то-то. Ценители восхищаются и производят рассуждения, которые даже не бессмысленны, а просто повторяют рассуждения многовековой давности, которые делались, когда в самом деле имел место оригинал. Но, опять же, да кто же их читал.

В этой ситуации занятно, что с исчезновением классики и глубоких традиций воспроизводятся основные ценностные механизмы - есть представление о ценности оригиналов, создаются новые традиции классических произведений, которые должен знать каждый ценитель - и хотя глубина этих традиций в миллиметр, они обладают всеми признаками "больших традиций" - скрупулезностью, нетерпимостью, стремлением замыкаться и т.п. И вот это горделивое сознание, обладающее ценными знаниями о том, что когда было впервые сделано и явилось важным шагом в развитии того и сего - от философии до психологии - расцветает в глубоко вторичных жанрах, где нет живого места и оригинального не наблюдается совсем, которые представлены перебором сочетаний штампов.

Особенного ужаса с этой утерей оригиналов нет. В конце концов, эта тяга к оригинальному возникла поздно, после окончания Средних веков. В Японии-Китае к этому делу относятся совершенно иначе, и в Старой Европе тоже было совсем иное отношение к новизне. Ужаса нет, но вполне возможно складывание совершенно иной эстетической системы. Где новизна очень ценится, но воспринимается локально, поскольку сам культурный космос непрозрачен, "никто" (ну, как никто...) не обладает таким зрением, чтобы видеть "настоящие" оригиналы, для "всех" оригиналом является то, что встречено в короткой траектории личного изучения искусства. То есть с появлением глобальной сети мир стал непрозрачен - в силу утраты культурной традиции. Пока сети не было, а классическая традиция была, в прозрачном мире различали давние оригиналы. С появлением сети в мутной среде ничего не видно, и за оригиналы принимают ближнюю, различимую в мути копию. Там есть оттенок: ведь оригиналы ценятся не просто так. Это не первая штамповка в ряду других штамповок. Это в самом деле то, что отличает великие произведения искусства от рядовых. И тем самым с исчезновением с культурного горизонта оригиналов вся эстетическая система будет перестраиваться на "мелкую воду".

Интересно, чем может обернуться и во что превратится эта ситуация, где ценностный ореол сияет вокруг копий, а о настоящих оригиналах нет возможности узнать - нет даже традиции вглядываться. Не знаю. По идее, непрозрачность среды и невозможность добраться до оригиналов снижает уровень культуры - много усилий надо предпринять, чтобы дойти до того, что давно известно (известное известно немногим), и потому то, что прежде было тривиальным ("учиться у классиков"), теперь недостижимо для подавляющего большинства. Большинство рассматривает обертки из-под мыла и наслаждается живописными эффектами. То есть весь этот механизм в целом способствует снижению уровня. Интересно поискать аналогии - к чему приводят такие ситуации.

Может быть, нечто подобное было в СССР? Замкнутый культурный мир, в значительной мере отрезанный от корней культуры, с возникающими собственными локальными традициями. Опять же всё сложнее: и мир был всё же культурно не замкнут, и почитание классики было, и много чего еще. Важен масштаб: примеры меньшего масштаба неудовлетворительны, поскольку сейчас в ситуации признания копий ценными оригиналами живем "весь мир", это ситуация массовая и обычная насколько хватает взгляда. Так что надо "большое общество", сравнительно замкнутое - целый культурный мир, который обладал бы такими свойствами. СССР второй половины века, послевоенный, уже зрелый, давно забывавший значительную долю и своей старой культуры, и мировую не знавший - но развивавшийся, имевший свою культурную аудиторию, которая что-то искала, читала, смотрела, оценивала и наделяла значимостью проходившее сквозь фильтр цензуры... И судьба этих находок: найденное с большим трудом и бережно сохраняемое знание семидесятых и восьмидесятых... Которое потом было выброшено как пустой мусор. Не знаю. Может быть, нельзя сравнивать, а может, это дает ценное сопоставление с миром копируемых радостей новаторства из современного искусства. Если в самом деле можно сравнить - то можно и представить, каким будет воздух этого замкнутого мирка копий через время.

Интересно посмотреть аналоги нынешней культурной ситуации. С одной стороны - эллинизм как "прошлую глобализацию", с другой - замкнутые культурные миры вроде СССР. Кажется, при снижении видимости, в этой мутной среде должны возникать новые локальные традиции - при общем снижении уровня. Возникать нечто новое, причем всякий раз маргинальное - то есть характерное для данного локального мирка. Тогда интересно, как же в мире глобализации, в сетевом мире - достичь взаимодействия сквозь стены мути? Мир, который мыслился как насквозь прозрачный, на деле оказывается очень непрозрачным, и какие же средства обеспечения культурных сообщений сквозь стены локальных традиций можно придумать?