Не зная его в лицо, можно предположить, что это музыкант или поэт, правда?
Но реальность куда суровее. Это Юлий Борисович Харитон - главный конструктор атомной бомбы. Он родился в Петербурге 27 февраля (по новому стилю) 1904 года.
Несмотря на всю секретность атомного проекта , большинство из нас знает имена Курчатова и Понтекорво, Арцимовича и Тамма, многие знают, как они выглядели.
Но по факту научным руководителем атомного проекта был другой человек, и я боюсь, что мало кто из людей, далеких от ядерной физики вообще вспомнит его. ( А как он выглядел я сама увидела только года три назад, на фото, где он изображен вместе с Курчатовым, Арцимовичем и Скобельцыным) .
Сын журналиста (его отец был редактором кадетской газеты "Речь", в 1922 году выслан из России) и актрисы МХАТ, по сути воспитанный гувернанткой (матери не было до него дела) , Юлий интересовался всем: историей, физиологией, физикой. В конце концов победила физика. Гувернантка-эстонка учила его немецкому языку, что потом очень пригодилось - ведь главным языком науки в те годы был немецкий. Прыгая через класс, он окончил школу в 15 лет, но в Технологический институт его не приняли потому, что ему не было 16-ти.
В 1920 году он поступил в Политехнический институт и там познакомился с Николаем Семеновым, который вел упражнения по физике. "Важнейшим событием моей жизни, - говорил Харитон, - была фраза Семенова: "зайдите ко мне вечерком..." Вечерком Семенов сказал ему: "-Иоффе организует Физико-технический институт. Там будет моя лаборатория. Я приглашаю вас..."
С 1921 года работал в Физико-техническом институте под руководством Николая Семёнова.
В 1926—1928 годах стажировка в Кавендишской лаборатории (Кэмбридж, Англия). Под руководством Эрнеста Резерфорда и Джеймса Чедвика получил степень доктора наук (D.Sc., Doctor of Science), тема диссертации «О счете сцинтилляций, производимых альфа-частицами».
В начале 30-х годов считалось, что ядерная физика не имеет никакого отношения к практической пользе. Так думали даже великие Резерфорд и Ферми. И мысль учителя Харитона академика Абрама Иоффе о том, что ядерная энергия может привести человечество через две сотни лет к решению проблемы энергетического кризиса, была чрезвычайно смелой. В 1932 году в СССР было принято решение о расширении исследований по ядру. Но даже отдаленных мыслей об использовании нового вида энергии для военных целей ни у кого не было.
С 1931 по 1946 год Харитон руководит лабораторией взрыва в Институте химической физики, пишет научные работы по детонации, теории горения и динамике взрыва.
В 1935 году Юлий Харитон был удостоин степени доктора физико-математических наук (по совокупности работ).
В 1939—1941 годах Юлий Харитон и Яков Зельдович впервые осуществили расчет цепной реакции деления урана. Это стало первым шагом к созданию атомного оружия. Но в отличие от западных союзников руководств СССр долгое время не счаитла эти работы чем-то важным. Но история распорядилась иначе. Сначала сведения разведки, все более тревожные и однозначные, а потом и взрывы атомных бомб над Хиросимой Нагасаки заставили руководство изменить свое отношение.
С 1946 года Харитон — - главный конструктор и научный руководитель КБ-11 (Арзамас-16) в Сарове при Лаборатории № 2 АН СССР. В обстановке строжайшей секретности в Сарове велись работы, завершившиеся испытанием советских атомной (29 августа 1949) и водородной (1953) бомб. В последующие годы работал над сокращением веса ядерных зарядов, увеличением их мощности и повышением надёжности.
Маленького роста, невзрачный, очень худой, внешне Харитон резко контрастировал с делом, за которым стояла огромная разрушительная мощь. Из-за непритязательной внешности с ним сплошь и рядом случались забавные истории, когда секретари райкомов и провинциальные вельможи не признавали в нем главного конструктора атомной бомбы. До конца 1980-х годов его имени не знал никто, но он был начисто лишен тщеславия и никогда не предъявлял своих чинов. С ним можно было поговорить о Гейнсборо, Гольбейне, Тернере, он радовался томику стихов Михаила Кузмина, любил постановки Товстоногова и, вымотавшись вконец, ходил на последние киносеансы, хотя досадовал, что хороших фильмов почти не снимают.
Многие удивлялись: почему Курчатов позвал на Арзамас Харитона - мягкого, интеллигентного человека, который совсем не походил на начальника сталинских времен? Он был старорежимно вежлив, никогда не садился раньше другого человека, всегда подавал пальто, самым страшным ругательством в его устах было "черт!". Но Харитон обладал чертой, которая отмечалась всеми, кто знал его, и отличала ото всех, кто работал рядом: феноменальная ответственность. Как говорил кто-то из известных физиков, такой ответственностью отличался еще только президент Академии наук Сергей Вавилов.
Ещё при Сталине Курчатову было запрещено летать на самолетах. Харитон тоже привык к поезду. Для него построили специальный вагон с залой, кабинетом, спальней и купе для гостей, кухней, поварихой. Однажды возвращаясь из "Арзамаса-16" в Москву в этом вагоне, Харитон стоял у окна и смотрел на предрассветные московские пригороды.
- Юлий Борисович, а когда впервые вы увидели этот "гриб", и накат урагана, и ослепших птиц, и свет, который ярче многих солнц, вот тогда не возникла у вас мысль: "Господи, что же это мы делаем?!!" - спросил ученого журналист Ярослав Голованов.
Харитон ещё долго смотрел в окно, потом сказал, не оборачиваясь:
- Так ведь надо было.
Тем не менее, советский атомный проект был реализован в невиданно короткие сроки потому, что наши ученые еще оставались частью мировой научной элиты. И потому, что в самом СССР физика, хотя ученые сохраняли лояльность к власти, по своей сути оставалась островком интеллектуальной свободы. С другой стороны, именно физика, хотя и была поставлена на службу государству, являлась тем стержнем, где в СССР поддерживались принципы демократии и, ( что на мой взгляд важнее) здравого смысла.
Источник.
А еще на просторах ЖЖ я нашла вот такую чудесную историю.
Харитон рассказывал, что к нему обратились с вопросом о том, какое у него воинское звание, и состоит ли он на учете в военкомате. Но поскольку тогда воинские звания – а он был к тому времени уже главой Арзамаса-16, то есть советского ядерного центра, и все эти армейские субординационные вещи происходили как-то автоматически, он ничего об этом не знал.И вот Юлий Борисович Харитон, будучи очень ответственным человеком, с оттопыренными прозрачными ушками, в беретике, такой маленький-маленький, пришел по месту прописки в Москве в военкомат. Он пришел, жмется – там здоровенный какой-то такой капитанище, который в этот момент по телефонной трубке болтает с возлюбленной, обсуждая, значит, ее коленки и задницу, и который при виде маленького Харитона в этом беретике сказал: ты погоди, сиди, дед, сиди.
Харитон подождал 10 минут, наконец снова сказал, что, вот, вы знаете, мне надо было бы узнать, в каком я звании и состою ли я на учете. Ему сказали: ну вам же сказали подождать, да? Харитон терпеливо ждет. Наконец прошло 40 минут, и капитан соблаговолил двинуть свою тушу туда в картотеку и в архив. А дальше, — Харитон рассказывает, — я услышал странные звуки. Я услышал, что что-то упало, потом я услышал топот. Через несколько минут ко мне вышли перекошенные и белые начальник военкомата, совершенно белый капитан – у них у всех были приставлены к вискам руки. Они сообщили, что он находится в звании: «товарищ генерал!». Причем сам Харитон рассказывал это без особенных эмоций, поскольку значения таким мелочам не придавал.
via
Харитон подождал 10 минут, наконец снова сказал, что, вот, вы знаете, мне надо было бы узнать, в каком я звании и состою ли я на учете. Ему сказали: ну вам же сказали подождать, да? Харитон терпеливо ждет. Наконец прошло 40 минут, и капитан соблаговолил двинуть свою тушу туда в картотеку и в архив. А дальше, — Харитон рассказывает, — я услышал странные звуки. Я услышал, что что-то упало, потом я услышал топот. Через несколько минут ко мне вышли перекошенные и белые начальник военкомата, совершенно белый капитан – у них у всех были приставлены к вискам руки. Они сообщили, что он находится в звании: «товарищ генерал!». Причем сам Харитон рассказывал это без особенных эмоций, поскольку значения таким мелочам не придавал.
via
Комментарии (0)