А что бы вы хотели, чтобы мы там нарисовали?

У меня одновременно несколько дедлайнов, борющихся за то, какой именно из них меня доконает. Я болею за того, что подлиннее и в крапинку. Например, книга. Пока у вас отрицание, гнев и торг - пишите. Когда депрессия - можно сдавать в печать. Корректура - это стадия принятия.

В голове звенящая пустота с охраняемыми зонами, где идет специальная работа. Между зонами - борозды, забитые мезоглией. Пренеприятная картина. Четверохолмие отказывается подчиняться кому-либо. Варолиев мост проваливается. Мысли даже в сапогах не добираются до центра речи. Сказать поэтому нечего.

Мне тут написали: "Для меня вы, ИП, всегда были, прежде всего, источником интересных дайджестов, авторами которых можно было обогатить свою ленту. Между подборками материалов вы задавали странные, немного даже глупые в своей фундаментальности вопросы, написанные каким-то нелепым языком со множеством умолчаний и обращенные как будто бы в пустоту. Вопросы, пытающиеся аккуратно проникнуть куда-то под слой понятного и допустимого. А теперь - склалось! Вопросы оказались заданы не в пустоту, не зря, и сами они не всегда были пустыми."

Из этого я заключаю, что спрашивать не надо. И не буду. Кстати, сегодня меня навестил давний мой знакомый. Пять... Четыре... Три... Два... Один... - приветствовал он меня, считая мои шаги, оставшиеся до узнавания, и лишь шагнув дальше последнего шага, я смог его узнать. Думаю, он совсем не изменился, по крайней мере, пока я не надену очки, но ведь я не буду этого делать.

Он рассказывал мне о буднях научного института, где народ теперь сплошь православный, кресты на пузе, слово "эволюция" используется лишь в издевательском смысле и вообще люди тихо оплывают - в случае, если кто сломает ногу: "ну вот, грехи, Бог наказал". Занимаются чем-то, что по традиции называется наукой, но уже ни на что не похоже. Рассказал о беседе с веселым профессором, который рассказывал о своих открытиях, в которые по сю пору в его лаборатории никто не верит, а он, между тем, вот месяц назад откопал английскую монографию, в которой вот прямо это все и расписано - монография 1969 года издания. Профессор счастлив - будет чем ткнуть в нос недругам, впрочем, им эти мелочи не аргумент. Они традиционно не читают по-английски. Кстати, иные прекрасно знают французский. Такие вот неожиданности.

В глазах профессора, под слоем юродивого веселья мой знакомый видит тоску. Ведь тот думает - всю жизнь он честно занимался наукой, честно работал, многое сделал. Где все это? Понятно, если передовые и пока отвергаемые сообществом данные более полувека назад уже вышли в англоязычном мире - это приговор. Играть в свои провинциальные игры можно долго, раз подобралось такое сообщество, - у них свои фантики, но человек-то немолод. И ему хотелось бы думать, что он не в среде немногих идиотов провел жизнь, занимаясь пустяками, а что он в самом деле что-то сделал.

Мой знакомый утверждает, что эту тоску различает в глазах многих и многих. Тех, кто говорит, как они в дальней губернии купили дом с участком и чудесно устроились, хозяйство, лес, грибы, соленья, огород, хватает, прекрасно, такой вот бизнес... и проговариваются, что вообще-то основные деньги от сдачи московской квартиры. Тех, кто вот уже восьмой раз начинает бизнес с пустого места, разоренный разными обстоятельствами, и все надеется, что удастся ухватить, что же за правила, и сыграть по правилам и с победой, хотя пока есть особо нечего. Мой знакомый, имеющий обширные знакомства, говорит о тоске при беседах со священниками, вполне обеспеченными, но неверующими, деятелями искусства, которым давно уже надо уезжать, ловить-то нечего, у них там хоть плохо, но хоть что-то, но им хочется тут, хотя тут у них совсем голяк.

И я его спросил - думаю, раз мы в оффлайне, можно, я спрошу? Говорю: слушай, как думаешь, так чем же не стыдно заниматься, чтобы не было этой тоски? Он мне стал отвечать про какой-то перформанс, очень четкий, творчество душевнобольных на базе одного психодиспансера, вход свободный, психи будут играть и петь, а зрители ходить по постановочным палатам, там будут демонстрации психических болезней, в натуре демонстрации, настоящие, то есть. Очень современно и в духе. Я привычно не понял и переспросил - нет, говорю, я не о приколах, а вот о том, о чем ты начал. Когда человек уже хотя бы по возрасту смотрит всерьез - на что он жизнь отдал, на какие фитюльки - как считаешь, чем можно заняться, чтобы не в пустоту? Он так слегка помялся и ответил про интерес - ну, знаете этот обычный ответ, что лишь бы самому интересно было, чтобы сам понимал, зачем... И опять про прикольный перформанс.

И - нет, я не буду вас спрашивать, чем следует заняться - всерьез, чтобы потом не было тоски. И так ясно, вы мне будете рассказывать про чтобы интересно и весело самому. Кто-то скажет про науку на пользу человечеству и про технологии, которые они собирают, как малые винтики встают в большие узлы и Илон Маск несомненно полетит на Марс, а мы за ним, курлыкая, клином, устремимся.... и это ли не мечта - все дальше, дальше от планеты, на которой тоскливо как-то, хотя почему, собственно, тоскливо - даже и непонятно. А, да - еще обязательно придет пара-тройка одаренных, которые мне расскажут про нацию и ее возрождение. Возможно, залетят и еще какие редкие гости, которые то ли всех взорвать, то ли всех выслать. Видимо, им этот процесс не кажется тоскливым.

Не помню кто, но был кто-то, он говорил, что не следует в блоге делиться плохим настроением. Таких не любят. Значит, тут нужно что-то радостное. Сейчас... Пока я вспоминаю - вы извините, что заранее предрек ваши ответы, это не со зла, буду рад любым расхождениям.

А, вспомнил. Мой знакомый, который считал мне шаги и который говорил про тоску в глазах собеседников. Он шел со мной по Тверской, оглядывался, рассказывал о безрадостных перспективах страны и в середине этой речи - ее нет смысла воспроизводить, вам ее может рассказать ваш знакомый или просто можете сами себе, если надо - в середине этой речи он вдруг на полсекунды примолк, не находя нужных слов, и воскликнул: да ладно, я ведь, вообще, люблю этот город!

Может быть, лет двадцать назад этот знакомый так бы не сказал, запнулся бы внутренне, не получилось бы у него.